Его птичка

22
18
20
22
24
26
28
30

Злость в душе клокочет лавой, уже готовой извергнуться на кого угодно. Вбиваю кулак в стену, чувствуя боль в костяшках, но так хоть немного напряжение спало.

— Да нет никакого ребенка.

— У нее справка…

— И там написано, что отец я?

— Ну а кто? — грустно усмехается. — Вы же недавно расстались, а по сроку уже две недели, — говорит она, смотря мне в грудь. И я понимаю, что аргумент весомый, но точно не повод убегать босиком.

Смотрю на ее ступни, ногти все с такими же кровоподтеками, что когда-то так ее беспокоили. У балерины не может быть красивых ступней, это их плата за невероятный дар стоять на пуантах.

Злюсь на нее, но вижу, что ей сейчас хуже. Она боится потерять нас, не понимая, что этого не случится. Мы связаны навсегда. И ни один ребенок, мой, не мой, ни один человек в этом мире этого не изменит. Ничего этого не изменит.

Переступает с ноги на ногу. Замерзла. Да я и сам начинаю чувствовать холод подъездного бетона. Хоть и в носках.

— Пойдем обратно…

— Не могу.

Ну что ж, понять можно.

— Я лучше домой.

Тяжело вздыхаю, кивая, и опускаюсь на корточки перед ней, стягивая перед этим собственные белые носки.

— Что ты делаешь?..

Без слов натягиваю ей их на стопы, забираю ботинки из рук и сам надеваю и зашнуровываю, все это время объясняя:

— Как бы ты ни обижалась и ни переживала, ты должна понять одно. Я тебя люблю и не дам уйти…

— Но, Рома, ты не понимаешь. Дети не должны расти без отца. Я не могу жить счастливо, зная, что где-то растет твой ребенок без тебя.

Завязываю шнурки на ботинках, поднимаюсь и смотрю в прозрачные от слез глаза.

— Значит, мы будем несчастливы, но будем вместе.

— Не будем…