— Я? — удивилась Целинка.
— Бога хочешь обмануть? Или, может, людей?
Ксендз взял из ее рук цветы и отложил в сторону.
— Я же исповедовалась, отче, и перед мужем ничего не скрыла, — шепотом сказала она.
— А то он сам ничего не знал? — оборвал ксендз. — Прегрешения наши, словно оковы, которые, даже если падут, оставят позорный след. В сем потопе греха, множащейся неправости следует неустанно пробуждать ленивую человеческую совесть. Господь поверил в искренность твоего покаяния, и тебя не лишили милости отпущения греха. Но как можешь ты, над которой тяготеет ведомая всем мерзость прелюбодеяния, как можешь ты требовать, чтобы допустил он тебя к алтарю в белом одеянии?
Целинка бухнулась на колени и стала целовать руки ксендза. Ксендз задумался, глядя в недавно беленый потолок. Лицо его было озабочено. Наконец он проговорил:
— Сними фату и мирт, дитя мое.
Целинка повалилась на его сапоги. Ксендз отступил и крикнул:
— Уважай свое достоинство!
Он поднял Целинку с пола, осторожно посадил на лавку и напомнил:
— Там ждут. — Затем подозвал первого шафера и посоветовал: — Помогите ей.
Первый отказался, потому что не умел. Ксендз попросил второго.
Тот, озираясь на двери, начал снимать с головы невесты сначала мирт, потом фату.
— А платье… другого-то нету, как будем? — живо допытывался первый шафер. Щеки его пылали.
Ксендз промолчал. Подумав немного, отдал Целинке цветы. Она взяла, цветы вывалились, она подняла их снова. Служка побежал зажигать свечи в алтаре. Сначала вышли шаферы, потом Целинка, потом ксендз.
Костел грохнул от хохота. Глаза ксендза стали угрожающими.
— Это храм господень! — рявкнул он.
… Народ испугался, утих. Щимек медленно поднял голову, поглядел на Целинку, на непокрытые, слегка растрепанные ее волосы. Сглотнул слюну и дал знак, чтобы Целинка опустилась рядом с ним на колени. Венчание началось.
Потом в резком свете дня они стояли перед костелом и принимали поздравления. Продолжалось это долго, потому что желающих было много. Приковылял Страх, облапил зятя, хотел что-то сказать. Шимек попятился и промолвил:
— Не надо.