Старый Фольварек, отец Шимека, стоял рядом, молчал, не спуская со снохи взгляда. Все уселись на возы, поехали. Началась свадьба.
Среди ночи Шимек вывел жену в огород. Она громко дышала, оба спотыкались в темноте, слышался ее тихий смех. Шимек шел все быстрей. Они углубились в сад. Возле малинника Шимек сжал ее плечо. Она что-то говорила, Шимек не понимал. Ударил.
Целинка не кричала. После второго удара она упала, ломая колкие мокрые ветви.
Шимек передохнул и продолжал бить. Потом его удивила необычная тишина. Он остановился. Осипшим от усилия голосом окликнул жену.
Нашел спички, в спешке никак не мог чиркнуть. Стоял столбом, глядя, как ветер губит крохотное пламя в его руках. Потом нагнулся и поднял Целинку.
Она могла идти и сама, только не очень быстро. Сама же нарвала ранних листьев и утерла ими лицо.
У колодца они остановились. Из-за угла вылез косматый дождевой месяц и утонул в ведре зачерпнутой Шиме-ком воды. Избу сотрясало веселье. Они сели и стали слушать.
— Пускай другие радуются, коли мы не можем, — серьезно сказала Целинка.
Шимек ответил:
— Думали, меня угробят, чтобы я жить не мог. Угробят, думали.
— Можно в чужие края податься. Люди едут, и ничего.
— Живого человека похоронить, разве ж так делается?
— Везде жить можно.
Он глянул на нее.
— Почему бы и нет? — сказал он. — Почему бы и нет?
— Здесь нам терять нечего.
— Верно.
— Продадим избу, главное, чтоб для начала хватило.
— Верно.
— Устроимся как-нибудь.