Польские новеллисты,

Возвращались они огородами. Плоский месяц прогрыз тучи, трава была высокая, темная, да только промеж ними ничего не сталось. Уезжая, Шимек пообещал:

— Ежели вы, панна Целя, ничего не имеете против, то я заскочу как-нибудь в воскресенье.

Ни в следующее воскресенье, ни через два он, однако, не приехал. Целинку это не удивило. Она сказала отцу:

— Меня сватать или вон ту измаранную метлу, которая в курятнике, — это, батя, едино.

Шимек появился среди недели, сильно пьяный. Он вызвал Целинкиного зятя, и они сразу же ушли в пивную. За полночь зять вернулся, разбил в сенях огурцы, и вдвоем с сестрой они стягивали с него сапоги. Зять объяснял Целинке:

— Так имела бы мужа, а так кто у тебя будет? Надо было блюсти себя.

Осенью пожарные объявили праздник. Отец Целинки исхлопотал в громаде льготы по поставкам, все обтяпал и, вернувшись в веселом настроении, сообщил:

— Из Лександровки хотят придти, может быть жарко.

Он кликнул зятя. Оглядываясь на баб, они положили в карманы короткие, ухватистые ножики.

Лександровка была деревней Шимека.

Целинка вдруг заявила своим, что на праздник пойдет. Набивши утюг красными угольями, вытащила из шифоньера шелковое мерцающее платье, в последний раз одевавшееся на сестрину свадьбу.

Пришла она в самый разгар веселья. Из-под сапог высоко взлетала пыль, в такт с танцующими приплясывали стекла растравлявших темноту керосиновых ламп, нечасто развешанных по стенам. Среди лександровских у буфета стоял Шимек, праздничный, шевиотовый. Целинку он не замечал. Она села неподалеку в табунок шепчущихся, прыскающих беспокойным смешком девушек. Шимек даже не глянул.

Скрипка, спотыкаясь, догнала барабан, вальс заколыхал животом аккордеониста. Лександровские приглашали барышень подумавши. Разобрали всю лавку, осталась одна Целинка. Лишь в четвертом танце и для нее нашелся кавалер из местных. Начав кружиться, они почувствовали, что их теснят к стене. Это наступали лександровские. У кавалера Целинки вспотела тугая шея. Он потянулся к карману.

Целинка увидела рядом чей-то воскресный синий костюм, послышался звук удара, кто-то просил не портить веселье, кто-то убегал. Потом она увидала новую шапку Шимека, безжалостно брошенную под ноги. Все отскочили, оставив пустой круг. Шимек взял Целинкину руку в свою, крепко сжал; шапка валялась на истертых пляской досках. Он стал задираться:

— Вот лежит шапка. Кто переступит шапку?

Никто не спешил.

Шимек сказал, неприятно удивленный:

— Какой культурный народ, какие опасливые!

Он ждал, Целинка стояла рядом. Люди шептались о них, в особенности лександровские. Целинке это было даже приятно.

Потом пошли в буфет. Шимек добросовестно угощал Целинку, сам, однако, не ел, говорил мало, пил. Танцевать не хотел. Потеряв терпение, она стала напевать: