— В Клодске меня знают, — сказал он. — В Валбжнхе меня знают. Не нужно было совсем сюда приезжать.
— Думают, если человек споткнулся, то конец?
— Я им еще докажу. Увидят у меня. Я их всех обскачу. Я все могу, у меня характер твердый, я много могу сделать. Ты меня, Цельна, еще не знаешь.
— Сама и продам. Прямо на поезд и пойдем.
Шимек поддакивал.
— Мало людей едет? Не пропадают. Земля, Шимек, везде открытая.
Она встретила его взгляд, отшатнулась. Крикнула:
— Я не хочу тут оставаться!
Шимек прохрипел:
— Разве я хуже других? Разве хуже?
Он встал, прижался лбом к холодному краю колодца и заплакал.
На этой свадьбе первый шафер Ендрек Поган танцевал только с Аделей Лпхтарской. Красота Ендрека была известна всей округе: невысокий, тонкий, крепкий, волосы, как шапка из каракуля. В волосах металлический гребень, из-под которого на маленький веселый лоб вылезали пряди. А причесывался Ендрек другим гребнем, лежавшим в кармашке. У Ендрека была осторожная улыбка, говорил он мало, а если говорил, то прятал глаза в цыганские ресницы. Из-под расстегнутого воротничка виднелась смуглая кожа. Девки за ним пропадали.
Старики держали сына в строгости, по старому обычаю. Это был род добросовестных солтысов и долговечных, набожных женщин. Никто из Поганов не эмигрировал, никто не ушел в город.
Они всегда держались земли. Женили детей поздно, обдуманно, в дом брали кого побогаче.
С семьей Шимека они породнились через жен, а со Страхами, Целинкиными родителями, жили в добром соседстве. Потому-то Ендрек и стал первым дружкой. О том, что произошло в костеле, он мог и не рассказывать, все и так знали. Зато молчал он о другом деле, про которое никто знать не мог.
В доме Страхов Аделя сообщила Ендреку, что она не пустая. Месяц на исходе, и этому можно верить. Если обвенчаться пораньше, ксендз ничего не узнает. Ежели ждать, с ними будет, как с Шимеком и Целей.
Она говорила все это, заливаясь слезами, без какой бы то ни было надежды. Родители присмотрели для Ендрека единственную дочку на четырех гектарах, после армии обещали женить. Пока еще у Поганов не бывало, чтобы сын пошел против воли родителей. Аделя была в семье десятой, и еще не последней. Все, что Лихтарские держали в наделе для своих детей, все вместе равнялось тому приданому.
Он бы мог ее спросить, зачем не побереглась. Мог бы напомнить, что алтаря не обещал, и это было бы правдой, потому что никогда речь у них об алтаре не заходила. Он мог в конце концов посмеяться над ней и уйти восвояси, как в этом мире уходят многие от многих.
Ничего такого не случилось. Они остались вместе, танцевали. Аделя была все время рядом с ним, на глазах у всей деревни.
Они говорили друг другу, что до такого стыда не допустят. Будь что будет, но только они не опозорятся перед людьми. Хохоча, раскрасневшись, крепко обнявшись, вспоминали про Шимека и Целинку.
ebooksa