Польские новеллисты,

Вацусь ждал с минуту, готовый продолжить схватку.

— На, повесься, — бросил он Болеку в лицо пустой кукан и медленно полез по склону на бульвар.

— Пойдем на канал, — предложил Зуб, — там лучше рыба берет.

— Не везет нам сегодня, — ответил запыхавшийся Вацусь.

— Я же говорил — рыба, как деньги, сегодня…

Они пошли, помахивая короткими удочками. Старик поднял небольшую плотвичку и обтер о штаны. Рыба разинула наполовину разорванный рот, запачканный скупой рыбьей кровью.

— Сукины сыны, — сказал он.

Болек отыскал своего сазана, обмыл в реке и пытался приладить к его туловищу голову, держащуюся на одной жилке.

— Боже мой, какие рыбы, — тихо причитал он, обдумывая, как их собрать.

Палочкой приподнял правую неразорванную жабру сазана и понял, что сазана ему не собрать.

— Болек, покажи, что поймал.

Болек оглянулся. На бульваре стоял Петрек-хромой с огромной удочкой.

Болек выбросил мертвого сазана в реку.

— Мелочь всякая, коту на закуску! — И добавил, обращаясь к отцу: — Темнеет, тятя, домой пора.

— Сукины сыны, — повторил старик и, запинаясь о кирпичи и камни, пошел собирать удочки.

ЕЖИ КРАСИЦКИЙ

На том берегу

Море спокойно. Море совершенно спокойно. Море так же спокойно, как ты, Анна, когда спишь. Покрывало волн колышется над телом моря, но плечи его, покоящиеся на мягком дне, неподвижны, в них нет непокоя. Человек сердится всем, что у него есть: лицом, руками, ногами, всем своим нутром. Море — только Поверхностью. Даже самое сильное волнение не в состоянии нарушить покоя его глубин. Рассерженный человек безобразен. Море даже в моменты крайнего волнения не теряет достоинства. Оно угрожает, может уничтожить, но не презирает. Сколько людей, сколько кораблей, погубленных недостойной ненавистью, мирно покоятся сейчас на его дне подо мной. Не бойся, Анна. Даже если я погибну, то я погибну, зная, что не был побежден. Море уважает только тех, кто не боится его. Я никогда не боялся моря, а ведь знаю, что уже никогда не увижу тебя, Анна. Я страшно голоден. И вместе с тем я не ощущаю голода. Я плыву. Все еще плыву. Я должен плыть.

Только теперь я понимаю, что такое быть одиноким. Ни единого, хотя бы крошечного ориентира, ничто не отмечает ни той дороги, которая осталась позади меня, ни того пути, который лежит передо мною. Я очень измучен и временами на секунду, на две погружаюсь в сон. И тогда мне кажется, что я плыву в резиновой лодке по морю, поверхность которого такая же ровная и гладкая, как лед на пруду, а если гладь его чуточку вздымается, то это лишь для того, чтобы убаюкать меня. А на самом деле я плыву. Меня даже удивляет, что я еще плыву. Но я знаю, что это продлится недолго. Я теряю силы. Теряю сознание. Теряю все. Это явный признак, что конец близок. Собственно говоря, я почти механически двигаю руками и ногами, воля моя в этом не участвует. Мне даже хотелось бы остановиться. Но я не могу. Временами мне кажется, что я мог бы вот так плыть в бесконечность, значит, в никуда. Но я знаю, что это невозможно, что всегда там, где кончается какое-либо начало, начинается какой-то конец. Предел моей жизни уже приближается. Может, он ждет меня вон за той волной. Единственное, что еще напоминает мне о том, что я жив, — это боль. Я не ученый-анатом. Я всего лишь моряк. Но сейчас я мог бы безошибочно назвать каждую кость, мускул, сухожилие, сустав и все то, что вместе составляет единое целое, пмя которому — человек. То есть я. Или иначе: это все еще я.

Представляю, каким ничтожным я выгляжу сейчас. Я совершенно один между бескрайним небом, бездонным морем и землей, более далекой, чем надежда. Хотя я все еще плыву, мне кажется, что я стою на месте. Знаю только одно: если я перестану двигать руками и ногами, я утону. Мгновенно. И поэтому я не могу позволить себе отдохнуть, хотя ничего так не жажду, как отдыха. Солнце уже почти касается воды. Оно еще полыхает, но уже не греет. Мне кажется, что для того, чтобы дотронуться до него, мне достаточно лишь протянуть руку. Я, очевидно, схожу с ума. Я думал, что когда солнце наполовину погрузится в море, то я вскарабкаюсь на его верхушку и таким образом удержусь на воде. Если я сейчас потеряю рассудок, то никогда себе этого не прощу. Именно поэтому я все время посматриваю на часы.