Крови и зрелищ!

Тогда жонглеры вышли в центр арены. Выбежал мальчик с охапкой горящих керосиновых факелов. Дульчи и Том взяли по одному и начали перебрасываться ими. Затем по два и наконец по три. Пламя развевалось и струилось, пока они с точностью перекидывали факелы из руки в руку. У Фрайни все замелькало перед глазами. Она подумала, сколько же раз они обожглись, отрабатывая этот опасный трюк. В конце концов они поймали по три каждый и стояли, размахивая ими.

Минуя Дульчи и Тома, вышли Берни и, под его руководством, Бруно. Медведь отобрал у клоуна самокат и забрался на него. Оттолкнувшись, он с достоинством проехал вокруг арены, затем встал на четвереньки и получил имбирное печенье. После этого он сел, встал и перекувырнулся. А потом музыканты заиграли вальс, мишка поклонился Берни и уверенно провальсировал с ним по арене под звуки нестареющего «Голубого Дуная». Берни наградил его еще одним имбирным печеньем, а Фрайни вдруг подумала, что устраивать такое с диким зверем очень жестоко.

Султан и Раджа медленно забрались на подставки на тумбах, заслужив восхищение аудитории своими огромными размерами, и Фрайни вспомнила, что скоро ее выход. Пора было идти за Мисси.

Искать Мисси не пришлось: она спокойно стояла среди других лошадей. Между ушами у нее покачивались перья, а сбруя блестела камнями. Слоны ушли, и появился фокусник, мистер Шеридан. Он был в безупречном вечернем костюме, а в руках у него была только маленькая палочка. Фрайни смотрела, когда он проходил мимо; его манеры ей определенно не нравились. Она постаралась понять, в чем причина. Он был выскочка: изо всех сил старался подняться по социальной лестнице. Она вспомнила, что ходили слухи, будто отец его был бакалейщиком и что он хотел, чтобы его сын остался работать за прилавком, где ему было место. Дульчи в трико и костюме с блестками шла за ним, неся складной стол. За ней следовали двое рабочих арены с коробками для фокусов с исчезновениями.

Фрайни погладила Мисси и дала ей морковку. В темном коридоре было полно девушек и лошадей. Было душно: в горячем воздухе стоял сладкий запах грима. Фрайни опять вошла в помещение и посмотрела в смотровое окошко.

– Заклинаю: кинжал, появись! – проговорил Шеридан.

Откуда-то из воздуха вылетел кинжал и поплыл прямо к нему. Фрайни была достаточно близко, чтобы рассмотреть, что кинжал приплыл на едва видимой леске.

Прямо как у Шекспира, подумала Фрайни. Драматургия фокусника. Мистер Шеридан не интересовал Фрайни. Аудитория, однако, была полна энтузиазма.

– Наш выход, – проговорил голос мисс Янгер. – По коням!

Фрайни провела рукой по спине Мисси, и лошадь дернулась и брыкнулась.

– Что случилось, Мисси, – спросила Фрайни. Она завернула назад расшитую попону и почувствовала, как что-то укололо ей палец. Фрайни вынула колючку. Это была щепка, не меньше двух дюймов в длину. Если бы Фрайни, не обнаружив ее, запрыгнула на спину Мисси, то своим весом она бы загнала ее лошади в спину, что той, по всей видимости, не понравилось бы. Она положила щепку в пояс, разгладила помятый костюм и вскочила на лошадь. Мисси не шелохнулась.

– Наш выход. Один круг – на коленях. Потом по сигналу встаем. Еще три круга – стоя. Затем опускаемся, выезжаем и замыкаем парад. Пошли! – сказала мисс Янгер и вывела Белл на арену.

Фрайни на Мисси была третьей в ряду, нос за хвостом предыдущей лошади, вперед под наклоном. Арена ярче солнца. Фрайни заморгала. Лошади пошли шагом, потом легким плавным галопом. Мисс Янгер щелкнула кнутом. Десять девушек с перьями на шляпах послушно встали на колени. Кнут щелкнул еще раз, и Фрайни уже стояла вместе с другими, а арена и лица зрителей проплывали мимо. Мисси двигалась мягко, как по маслу, не допуская ошибок.

Фрайни почувствовала, что не может сдержать улыбку. Она ощущала ту неведомую силу, которая подняла ее и не давала упасть. Вот так чувствует себя ведерко с чаем, когда ты вращаешь его над головой, подумала Фрайни и, завершив свой последний круг, плавно села на лошадь верхом и выехала сначала с арены, потом из шатра, чтобы развернуться и встать в конец процессии.

Из толпы Томми Харрис определил, что третья девушка в выездке мисс Фрайни Фишер только по той причине, что ему заранее сказали, что это и есть Ферн Уильямс. Он был в своей собственной одежде, рабочих ботинках с эластичными вставками по бокам, чистой белой рубашке, джинсах «Молескинс», короткой куртке и светлой фетровой шляпе с большими полями. Зрелище его заворожило. Он всегда любил цирк.

Инспектор по уголовным делам Робинсон тоже был где-то в толпе. Его трудно было заметить в любом сборище, потому что он умел раствориться в нем, смешаться с толпой, поэтому даже друзьям его трудно было вспомнить, как же он в точности выглядит. У него не было особых примет.

Сержант Гроссмит, бывший под началом Робинсона и чувствовавший себя не в своей тарелке вне его обожаемой Брансвик-стрит, в это время в Рокбэнке будил местного констебля. Джек Робинсон хотел, чтобы цирк прочесали как следует. Он уже приметил одного человека, которого знал: маленького мужчину с пластырем на руках, рьяно убирающего лошадиный навоз.

– Рональд Смит, – проговорил он, – иными словами, я – голландец.

Так как он определенно родился в Ричмонде, сомнений в его идентификации быть не могло.

Гранд-парад только начинался, когда чья-то рука потащила констебля Харриса за белый рукав его чистой рубашки.