Тень Серафима

Как ни странно, несмотря на изобретение и развитие смертоносного огнестрельного оружия, спровоцировавшее увядание боевых искусств, мир стал более миролюбив и безопасен. Люди изменились.

Те, кто прежде совершал убийства при помощи клинка, способны были убить и без него — дух был их оружием. Физическая подготовка, приемы, защитное снаряжение и вооружение — всё это имеет второстепенное значение, на первом же месте всегда стоял тот самый подлинный воинский дух, о котором нынешние солдаты не имеют и понятия. Стрелять с безопасного расстояния, не видя и не осознавая вполне последствий простого нажатия на спусковой крючок — вот их основная задача. Убить человека, глядя ему в глаза и одновременно вспарывая живот, а затем, развернувшись, вступить в новую схватку, снова и снова, сохраняя при этом полную внутреннюю тишину и безмятежность… Разве это одно и то же?

Что ни говори, а смерть лишилась красоты и поэтики. И настоящих убийц, подлинных мастеров своего страшного искусства, тоже почти не осталось.

Конечно, магов это вполне устраивало. В случае опасности вывести из строя механизмы, вроде тех же револьверов, для них не составляло труда. Совсем иное дело — разрушить сталь. Её и остановить в танце было непросто. Считалось, что хорошие клинки имеют душу, которая не может умереть.

Нечисти также стало легче дышать. Небольшие повреждения от пуль доставляли им мало беспокойства, и у современного человека совсем не осталось шансов победить в схватке с нелюдем один на один. Именно поэтому в своих уединенных, отгороженных от мира монастырях, инквизиторы пытались искусственно остановить маховик прогресса, сохраняя приверженность проверенному веками образу жизни, одежде, оружию.

Несомненно, цивилизация в целом поднялась выше, однако уровень каждого отдельного представителя упал. Как правителя, это не могло не радовать лорда Эдварда, ведь управлять мягкотелыми и слабыми людьми не в пример проще. И всё-таки, как человеку порой ему было невыразимо скучно.

Тем временем оборотень наконец оторвался от созерцания редкостного предмета искусства (или убийства, уж кому как больше нравится) и перевел взгляд на человека. Заклинатель почувствовал себя странно и неуютно, как если бы грудной клетки, проникая до самого сердца, коснулся смертоносный холод клинка. Глаза волка были как сталь, а взгляд подобен удару — прямой, твердый и решительный. Не каждый умеет так смотреть, — особенно в лицо лорду.

Правитель с досадой прислушался к себе: что-то не то стало с обычно уверенным сердечным ритмом. Увы, он слишком хорошо знал это горячее, накрывающее с головой чувство, частенько толкающее к неоправданному риску и заставляющее ввязываться даже в кажущуюся безнадежной партию.

Азарт.

Захотелось ударить в самоуверенное, необоснованно наглое лицо нелюдя острым носком сапога. Опрометчивое желание, учитывая все обстоятельства. Оборотни, крайне примитивные в плане чувств твари, не умели прощать: любая нанесенная им обида должна была смываться кровью. И новоиспеченный молодой вожак тоже наверняка захочет мстить, терзаясь манящей недоступностью обидчика и истекая в полнолуние ядовитой слюной.

Опасная, смертельно опасная, но такая увлекательная игра — в противовес сытой, но пресной обыденности. Лорд Эдвард без колебаний сделал свой выбор, привычно не ограничивая себя в желаниях.

В стальных глазах отразилось удивление, даже оторопь, из уголка губ потекла узкая струйка крови.

Правитель удовлетворенно ухмыльнулся и, отвернувшись, направился было назад к столу. Однако присвист с вызовом сплевываемой на пол крови и приглушенное рычание за спиной заставило его резко остановиться и стереть с лица довольную гримасу.

Вот, значит, как? Лорд замер на месте, вслушиваясь в переливы этого низкого, утробного звука. Неплохо, конечно, но всё же недостаточно убедительно. И не настолько он впечатлителен, чтобы упасть здесь с сердечным приступом от подобных ребяческих угроз.

И всё-таки придется поучить молодую шпану манерам.

За годы власти правитель Ледума привык к преклонению и вполне насытился им, однако это не означало, что возможно давать послабления. Каждый должен знать своё место и действовать сообразно наделенным полномочиям, ни больше, — но и ни меньше. Подчинение же лорду обязано быть безоговорочным.

Ну что ж… Поиграем?

Тело оборотня выгнулось дугой, когда человек ударил снова. На сей раз с разворота, вложив в ребро стопы значительную силу, достаточную, чтобы вышибить дух из простого смертного. Удар пришелся точно в область зоны солнечного сплетения, пришелся хорошо, с оттяжкой, так что стражи с трудом удержали тело волка, буквально повисшее на их руках. Если бы не они, удар отшвырнул бы тело пленника на несколько метров и впечатал прямо в стену.

На миг оборотень потерял сознание, глаза его померкли и закатились, став стеклянными. По мысленному приказу стражи выпустили обмякшее, согнувшееся пополам тело, и оно со стуком шлепнулось на пол, застыв в неестественном положении.

Чем крепче боль, тем лучше усваиваются уроки. Это верно не только для звериной расы, но и для людей тоже. Оборотни же и вовсе понимают только силу. Да и что ему сделается, белому-то волку? Вон уже начинает приходить в себя, трясет головой, пытается хватать ртом воздух. Пара сломанных ребер для них пустяк, совсем другое дело — пережитое на глазах других вожаков унижение. Уж это он не скоро позабудет.