Правда, злые языки болтали, что искусственные, выращенные под излучениями камней продукты вредны для здоровья и не так вкусны, как те, что прежде вбирали в себя силу земли, солнца, воды и воздуха. Но иных путей всё равно не было, и недовольные были объявлены цеплявшимися за прошлое ретроградами.
В Ледуме, на знаменах которого были начертаны яркие идеи прогресса, это было страшным обвинением.
Однако, традиционное сельское хозяйство всё же было сохранено, но в значительно сокращенном объеме, и позволить себе его дорогостоящую продукцию могли только знатные и состоятельные господа.
Мельница была построена на совесть и имела традиционную, довольно-таки устаревшую конструкцию: невысокая башенка без окон с ровной конической крышей. Удлиненные четырехугольные крылья давно уже не поворачивались навстречу ветру. На изготовленный из дерева каркас был натянут холст, кое-где прогнивший от времени, непогоды и влаги. У самого входа росло раскидистое сливовое дерево, по всей видимости, посаженное здесь во времена, когда старая мельница еще работала. Древесная кора сильно потрескалась от прошедших лет, ствол причудливо искривился.
Себастьян задержался на минуту, залюбовавшись столь примечательным пейзажем, который нечасто теперь встретишь в городах. Цветы сливы, первые цветы, появляющиеся в самом конце зимы, густо усыпали черные морщинистые ветви нежными бело-розовыми звездочками. Такой контраст был красив. Особенно радовали краски после долгой бесцветной зимы. Воздух был напоен тонким, едва уловимым ароматом удивительного растения, такого хрупкого, деликатного — и одновременно стойкого к самым сильным морозам.
Слива цвела уже почти неделю, и пора её цветения проходила: значительная часть лепестков успела осыпаться на землю, украсив её цветастой накидкой. Ступени, ведущие к двери, также были сплошь покрыты яркими и чистыми лепестками, не примятыми ничьими шагами. Однако на ветках всё еще можно было увидеть все стадии развития жизни: тугие завязи, сомкнутые цветки, трогательные полураскрытые бутоны, бутоны полного цветения и, наконец, увядающие цветы, которые готовились к своему первому и одновременно последнему полету.
Все стадии жизни были представлены здесь, давая представление о её быстротечности. Но это был не конец — совсем скоро на месте цветов, напоминая людям о надежде, появятся крохотные зеленые плоды. Смерть лишь запускала новый цикл жизни.
На верхних ветвях дерева таились маленькие птицы, радостным щебетанием приветствовавшие день. Мелодичные голоса их встревожили и взволновали ювелира, напоминая о чем-то волшебном, несбыточном, а крылья будто были вышиты разноцветными шелковыми нитями. Какое приятное место. Дерево с птицами представлялось солнечным пятном на черно-сером фоне города.
В последний раз вдохнув благоухающий воздух, Себастьян поднялся по ступеням и осторожно толкнул входную дверь. Как и ожидалось, старая дверь была незаперта.
Мельница казалась необитаемой. Ювелир был полон светлых переживаний и не ощущал никакого дурного предчувствия. Слух, намного превосходящий человеческий, уверенно говорил ему, что в мельнице нет ни единой живой души.
Внутри царил прохладный сумрак и тишина. Глаза сильфа быстро перестроились и оглядели совершенно пустую комнату, в которой прежде, должно быть, хранили мешки с мукой, а может, использовали её для каких-то иных хозяйственных нужд.
Нет, в этой мельнице не было ровным счетом ничего подозрительного.
Должно быть, он ошибся, приняв её за таинственную девятую башню, о которой говорил дракон. Надежда ювелира стремительно таяла, уступив место скептицизму. Что может он взять и что оставить, если здесь совершенно ничего нет?
Впрочем, помимо этой комнаты в мельнице имелось помещение под крышей, которое тоже не мешает проверить, — хотя бы для очистки совести. Наверх вела узкая винтовая лестница. Ступив на неё, Себастьян быстро оказался на втором этаже и безо всякой задней мысли преспокойно открыл дверь.
Внутри его ждали.
Глава 22, в которой продолжается череда невероятных встреч
Ювелир и опомниться не успел, как время предпринять что-то было безвозвратно упущено.
Никогда прежде не ощущал он подобной беспомощности. Себастьян совершенно отчетливо отделил момент, когда утратил контроль и полностью перестал принадлежать себе. Произошло это в тот самый миг, как рука его неосмотрительно распахнула дверь, — в один-единственный миг!
Воздействие походило на ментальное соитие, произошедшее быстро, грубо и против воли.
Черт побери, как это было неприятно.
ebooksa