Застава в степи

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так вот, Генка, ты похож на ту лягушку, которая хотела надуться и стать такой же, как вол.

— Ну и что? — насторожился Синицын.

— Что из этого получилось? — спросил я.

— Она лопнула, — блеснул своим познанием Генка.

— Вот так и ты можешь лопнуть от натуги, если один будешь с кузькой воевать.

— Подумаешь, какой Крылов нашелся, — обиделся опять Генка. — Я же согласился завтра всем рассказать. А сегодня пойдём вдвоем на опытное поле.

Борьба с жуком-кузькой по методу Генки Синицына была делом очень простым. Берётся длинная веревка и тащится по колосьям. Под напором жуки сваливаются на землю и гибнут. Говорят, что снова присосаться к стеблю они уже не могут; вот до чего обжираются. Метод этот, конечно, не сам Синицын придумал, ему рассказала про него соседка, старая птичница бабушка Агафья, у которой еще в мае мы молодых хохлаток брали и возили на тот же опытный участок поедать блоху-черепашку.

Решение было принято, дело оставалось за малым, за веревкой. Где достать длинную веревку? Кроме той, на которой бабушка во дворе развешивала белье, у нас не было. У Генки то же самое.

— Свяжем две и будет нормально, — осенила Генку гениальная мысль.

— А вдруг она занята, — размышлял я вслух. — Даже если нет, то бабушка ее кладет в такое место, что надо весь дом перевернуть.

— Ради такого дела перевернем! — оказал мне моральную поддержку Генка. Договорились с оружием в руках встретиться около старой буровой треноги.

Первое, что я увидел во дворе, когда пробрался к дому огородами — развешанное белье. Сердце у меня вдруг учащенно забилось. «Снять или не снимать?» — спросил я себя и решил: снять! Я неслышно пробрался в сени, вынес эмалированный таз и начал снимать белье. Надо признаться, чувствовал я себя просто прескверно. В своем дворе, свое белье мне приходилось по-воровски снимать и бросать в таз. Ведь каждую минуту на крыльце могла появиться бабушка. Требовалось что-то срочно придумать. И я придумал. В случае чего скажу: белье уже высохло и даже начало пересыхать, я это заметил и решил помочь. Белье на самом деле почти просохло. А гладить его немного влажным даже лучше, не надо брызгать водой. Хоть я своей находчивостью почти успокоил самого себя, но каждый шорох, каждый стук заставляли меня вздрагивать. К счастью, мне повезло. Бабушка, занятая, наверное, на кухне, ни разу не вышла. Быстро отвязав концы веревки, я свернул ее и сунул за пазуху. Вот теперь мой живот мог бы потягаться с журавлевским.

Не ожидая встречи со взрослыми, я через огород выбежал в поле. Возле вышки уже маячила долговязая фигура друга. Ни в руках, ни за пазухой у него веревки не было. По расстроенному Генкиному лицу я сразу догадался, что ему дома был нагоняй.

— Понимаешь, — смущенно развел он руками. — Мать узнала, что я не был в лагере и дала мне взбучку. Мы, говорит, за тебя десятку заплатили, думаем, что ты под присмотром и накормлен, а ты бегаешь, как беспризорник, по улице. И понеслась… Понимаешь, тут уж не до веревки. Сказал, что выполняю особое задание и бежать.

Мне стало обидно. Я как несчастный воришка украл веревку, а он испугался матери, не смог придумать чего-нибудь. Я прямо задыхался от злости. Пошел бы в лагерь, рассказал всем ребятам. Принесли бы все веревки и за один день уничтожили вредного жука на нескольких гектарах. Теперь же получается настоящая ерунда. Паразит кузька сожрет еще несколько центнеров зерна, а мы, как дураки, будем с этой шестиметровой веревкой метаться по опытному полю.

Хотел я махнуть рукой на Генкину затею и уйти к ребятам, но в это время на дороге появился наш отряд. Это весь лагерь шагал к пруду. Генка как будто и не стоял на ногах, сразу упал и командует мне с земли:

— Ложись!

Не знаю почему, но я выполнил его приказ. Уже лежа на прошлогодних колючках и пахучей полыни, я спросил:

— А зачем мы легли?

— Заметят, что мы уже искупались, знаешь шум какой поднимут.