Меня как будто стукнули бамбуковой палкой по голове. Все передо мной закружилось, небо упало куда-то в кукурузу, а кукуруза полетела вверх. Наконец, я понял, что произошло и, еще не желая верить, с надеждой спросил:
— Где ты ее оставил?
Синицын, как всегда в трудную минуту жизни, сначала противно передернул своими узкими плечами, а уж потом ответил:
— Или около тигра, когда ты приказал мне снять с него шкуру и положить в мешок, а может, около льва.
Какой нахал. В такую минуту он еще пытался защитить свое растяпство детским лепетом про тигров и львов, которых видел только в кино. Я точно знаю, что Генка ни разу не был ни в зоопарке, ни в цирке, где показывают живых хищников.
— Не морочь мне голову, — то ли попросил, то ли приказал я. — Ищи веревку!
Генка, кажется, понял, что игра кончилась. Он покорно поплелся назад, заглядывал то вправо, то влево, то что-то расшвыривал у себя под ногами. И как преданная, но невезучая ищейка, несколько раз оглядывался на проводника. Но, встретив мой молчаливый приказ «искать», продолжал свой невольничий путь.
Я, конечно, только делал вид, что иду за ним в роли постороннего наблюдателя. Мои глаза прощупывали каждый квадрат кукурузного поля, которое за эти несколько минут из сказочных фантастических счастливых джунглей превратилось в злой рок всех моих недалеких бед и страданий. Как я теперь заявлюсь домой без веревки? Что буду говорить в свое оправдание? Прежде я думал: приду, расскажу все честно маме, она поймет, оценит, вместо взбучки даст денег на кино. А теперь?
— Ты не заметил, где мы шли? — спросил меня Генка, вытирая грязными руками потный лоб.
Мы оба поднялись на цыпочки, вытянули шеи, но ничего не увидели, кроме леса зеленых метелок.
— Важно установить, откуда мы шли. Давай я влезу к тебе на плечи и посмотрю, — предложил он свои услуги.
— Как же это ты влезешь?
— Ты присядь на корточки, — посоветовал Генка, — а я влезу. Ты поднимешься, а я посмотрю.
Почему-то Генка решил, что если я немного пополнее его, то могу поднимать такие тяжести, как его персона. Другое дело, когда мы играем в камешки. В чей камень попадут, тот и везет на спине победителя, а здесь для чего мне это испытание. Я же не Жаботинский и не Власов. Вот почему я сказал Генке, что могу с таким же успехом влезть на его плечи. Но Генке не понравился этот вариант, и он предложил натаскать камней, соорудить из них пирамиду, влезть на нее и обозреть окрестности. Не подумав, я поддался на его провокацию, но после того, как мы отыскали несколько твердых комьев земли, свалили их в кучу и Генка, попытавшийся взобраться на них, как на трибуну, упал, я понял всю бессмысленность затеи.
— Идея! — воскликнул мой друг, поднимаясь с четверенек. — Выйдем на дорогу, а оттуда уж мы найдем то место, где ты объедался этой несчастной кукурузой.
Это было, конечно, лучше, чем держать его на своих плечах. Я согласился. Мы начали выбираться из зеленых зарослей на дорогу. Генка снова попытался представить себя вождем одного из племени краснокожих, но я предупредил его:
— Знаешь, что, краснокожий, если ты не перестанешь строить из себя клоуна, я уйду, а ты один будешь бродить тут до тех пор, пока не разыщешь бабушкину веревку.
Синицын сразу вернулся в мир реальности и начал молча прокладывать путь, намеченный нами ранее. Через несколько минут блуждания мы выбрались на дорогу и зашагали в сторону лесополосы, к тому месту, откуда начинался наш злосчастный маршрут.
Тут уже мне пришлось проявить свою способность следопыта, чтобы разыскать отпечатки наших следов, свернувших в кукурузу. А там, встав на колени и будто разыскивая шампиньоны, мы проделали путь до того места, где я храбро встретил нападение тигра. Но веревки на месте сражения не оказалось. Дальше пробираться через кукурузные джунгли стало невыносимо. К коленкам кто-то словно привязал свинцовые колодки, ноги гудели, руки саднило от царапин. Ко всем несчастьям солнце спряталось за горизонт, и в густых, хоть и квадратных, зарослях кукурузы становилось темно, как в пещере.
Следы наши, едва заметные на сухой земле, то и дело пропадали, и их приходилось разыскивать, как геологам алмазы. В сотый, тысячный раз я проклинал своего друга и его глупую затею. Но что было делать? Я продолжал ползти вперед, по едва заметным очертаниям угадывая наши следы. Генка полз за мной. Мне так хотелось, чтобы он хоть однажды поднялся на ноги, сказал какую-нибудь глупость (настроение бы поднялось), но Генка молчал.