Застава в степи

22
18
20
22
24
26
28
30

— А куда же я ее дену? — искренне удивился Генка, когда учительница предложила ему взяться за конец веревки и в паре с Грачевым пойти прочистить участок.

— Привяжи к себе, — без усмешки посоветовала Фаина Ильинична. — Иначе она кого-нибудь укусит.

— Нет, нет, я не согласен, — с серьезным видом возразил Грачев. — Укусит, а потом ходи на уколы. Лучше пусть он привяжет своего одноглазого пирата к столбу около грейдера. Все равно его никто не украдет.

— Он не Пират, а Леопард, — поправил его Генка. — К столбу идти очень далеко. Фаина Ильинична, дайте мне какую-нибудь другую работу.

— Какую же, например?

— Ну, например, я буду охранять.

— Что охранять?

— Ваши вещи, кухню.

Фаина Ильинична вздохнула и развела руками.

— Ох, горе… И зачем ты только приехал?

— Да мне отец приказал, — чистосердечно признался Генка. — А так я бы сегодня не приехал. Вот завтра, пожалуйста.

Учительница с сожалением посмотрела на своего питомца и его собаку, которая косила единственным глазом на говорившего и изредка рычала.

— Ладно уж, ступай к девчонкам, а псу прикажи, чтобы лежал смирно.

Генка радостно рванул цепочку. Леопард взвизгнул и, припадая на левую лапу, потрусил за хозяином. Мы с Грачевым последними вышли на поле. Ребята, растянувшись на километр, по-бурлацки тащили длинные веревки.

Над полем стоял ровный шорох и гул голосов. От веревок пшеничное поле, будто море, колыхалось волнами. Колосья то пригибались низко к земле, то, как стрелы, пущенные с тетивы, выпрямлялись. А жуки, сброшенные на землю, противно переворачиваются со спины на брюхо, стараются зарыться в пахоту, уползти по стеблю вверх. Да не тут-то было. Наши ботинки настигают их и безжалостно вдавливают в землю.

От усердия наши ноги отяжелели, словно казанки, налитые свинцом, а руки одеревянели и не хотели держать конец веревки. Но мы крепимся. Насколько нас еще хватит — никому неизвестно. Нас выручает Фаина Ильинична. Она почти всегда знает, как поддержать наш дух. Фаина Ильинична командует:

— Грачев! Запевай!

— Какую? — спросил Вова.

— Любую!

Грачев, напрягаясь от двойной натуги, запел старинную песню бурлаков. Слов ее никто из нас не знает, но припев поддерживаем дружно: