Сыч на него и не посмотрел:
– Поди-ка к своим бездельникам, не мешай.
Дружинники и правда просто стояли или сидели, полностью снаряженные к бою. Иное дело крестьяне – те без работы не привыкли. Сейчас, по приказу Сыча, насыпали в свои неразлучные мешки землю, укладывали за бомбастами плотной стенкой.
– Зачем это, Федорыч? – спросил Шельма, прислушиваясь к рыку дальней сечи. Тот стал ближе. Или показалось?
– От стрел прятаться, – коротко ответил мельник.
– Так князь говорит: не нагрянут татары?
– Береженого Бог бережет.
Из-за поворота реки галопом вынесся гонец.
– Татары ломят! Наши гнутся! – крикнул издали и повернул обратно.
Смерды замерли. Сыч на них рявкнул:
– Что стали? Рой землю, сыпь!
Задвигались.
Опять примчался дозорный.
– Беда! Великокняжий стяг упал!
– Там будь, там! – махнул ему Глеб. Его лицо прыгало, губы были искусаны.
Ускакал.
И тут же – едва разминулись – появился второй:
– Поднялся стяг! Пятятся, но бьются!
И так было еще не раз. То плохая весть, то совсем плохая. Хорошей гонцы не привезли ни разу.
Теперь уже сомнений не оставалось: шум сражения медленно, но неотступно приближался. Русское войско под ордынским натиском гнулось, отползало к Дону. Вот-вот побегут – тонуть в реке, пропадать под татарскими копытами.