Чудовище Франкенштейна

— А вы кто? — Парень вежливо поклонился.

Она задрала подбородок.

— Я его муза.

Он взглянул на ее живот:

— Я вижу, вы изрядно его вдохновили. — Парень рассмеялся и жестом пригласил войти. — Вы никогда не пробовали хаггис? Правда, он уже несвежий — за деньги такого не подают. Но ручаюсь, что это вкуснее помоев.

У главного входа внезапно послышался шум.

— Экипаж! — Он уронил ведро на землю, помои разлились: теперь не достанется ни свиньям, ни мне. — Ночь морозная. Согрейтесь в хлеву. У меня много работы, ужин принесу потом. — И он помчался обратно в гостиницу.

Мы с Лили ждали в хлеву, накрывшись моим плащом. В затхлом воздухе смешались запахи лошадей и кошек, приправленные ароматом соломы; от Лили тоже исходил ее солоновато-маслянистый запах. Вспомнив дразнящее благоухание вареного лука, я высказал надежду, что парень скоро вернется с хаггисом.

Лили прильнула к моей груди; я не видел ее лица, но услышал, как она негромко фыркнула от отвращения:

— Хаггис! Если б ты, Виктор, знал, что это такое, аппетита бы у тебя поубавилось.

— Чепуха. Надоело утолять жажду снегом и притуплять голод овсом. Даже тебе, наверное, хочется разнообразия. Разве у тебя нет странных желаний?

Она покачала головой.

— Ничего не хочу и ничего не испытываю. Все дело в ленивом червячке, которого я ношу внутри, — проворчала она. — Никак он считает себя шибко умным и надеется спрятаться от меня, если будет лежать смирно. Я почти не чувствую его — вижу лишь, какой больной и неуклюжей я стала. А ведь когда кухарка забеременела, ее фартук ходил ходуном, точно она скрывала под ним целый выводок ерзающих котят.

— Прелестное сравнение, учитывая, что тебе хотелось бы утопить этот выводок. По твоим же собственным словам.

Осторожно положив руку ей на живот, я подивился тайне рождения: один человек выходит из другого. Разумеется, мое рождение было не менее странным. Я почти понял причину неприязни Лили.

И вдруг — мелкая дрожь под ладонью!

Лили рассмеялась:

— Тебе нечего бояться, Виктор.

— Тебе тоже. — Я старался не повышать голос.

— Это мне-то нечего? Чисто мужской подход — ты схватываешь все на лету! Мужик получил удовольствие и был таков. Ему не надо вынашивать, рожать, кормить. Его жизнь не гложут по кусочку, год за годом, пока не останется такая малость, что и не разглядеть. Я заходила к жильцам в нашем имении, и меня испугали тамошние женщины. Не хочу превращаться в такое же ничтожество.