Чудовище Франкенштейна

22
18
20
22
24
26
28
30

— Живой! — Он отдернул плащ. — Тут еще ребенок! Тоже живой!

Послышался десяток голосов.

— Успокойтесь, — сказал Дарби. — Купер, Шеффилд, Смит, помогите отнести его в город. Понадобится трое, а то и четверо человек. На вид он в два раза больше, чем старина Том Хамфрис! Остальные должны заступить на смену. А не то нам всем урежут зарплату и снова пришлют бригаду Пэкстона.

Едва Дарби взял червя, я прошептал:

— Избавьтесь от твари. Избавьтесь от нее!

Когда они подняли меня, во всем теле вспыхнула ужасная боль, и с грохотом обрушилась ночь. Больше я ничего не помнил. Забвение было приятным и темным, но очень скоро я очнулся от такого громкого воя, что от него сам Бог, должно быть, сошел с ума.

Неожиданно придя в себя, я обнаружил, что лежу на полу в неосвещенной комнате. С потолка свисали копченые туши, которые бешено раскачивались, ударяясь друг о друга. Глиняная посуда упала и разбилась; на полке одинокая уцелевшая чашка вертелась с головокружительной скоростью. В воздухе стояла пыль, словно кто-то быстро пробежал по опилкам.

Что случилось?

Уши болели. Сначала я подумал, что меня разбудил шум — оглушающий, поразительный гул все еще звенел в голове. Но мясо качалось, чашка вертелась, и пол вибрировал.

Минутная тишина — лишь на краткий миг, а потом…

Вопли из соседней комнаты. Затем оклики, распоряжения и плач, доносившиеся с дороги, слились в один мучительный крик.

Я привстал, но тотчас повалился от лютой боли в плече. Скрипя зубами, я приподнялся на другой руке. Сначала сел, затем встал на колени и выпрямил ноги.

На мне была блуза из дерюги: два-три мешка для муки разрезали и сшили вместе — получилась свободная безрукавка. Под ней я обнаружил повязку на плече, промокшую насквозь. С нижнего края еще капала кровь. Внезапно с небес обрушилась кровь всего мира. Склонившись под этим курящимся фонтаном, я вспомнил.

Лили мертва.

А Уолтон все еще жив.

Новый взрыв! Земля содрогнулась и сдвинулась с места, будто хаос, скрытый в моей душе, вырвался на волю. Я нетвердой походкой вышел из комнаты, оступаясь там, где пол провалился и наружу вылезли камни и почва. В главном зале располагалась таверна: теперь она опустела, недопитые кружки и дымящиеся трубки были брошены на стойке. Я выбежал на дорогу. Люди проносились мимо, не замечая меня. Мужчины пытались на ходу застегнуть штаны или просунуть голые руки в рукава пальто. Женщины с заплаканными лицами волокли детей и прижимали к груди младенцев.

Над шахтой в воздух поднимался столб пламени — столь огромный, что ночь обратилась в день. Колокол звенел не умолкая; вскоре ему ответил другой, городской.

Кто-то вцепился в меня сзади. Решив, что это Уолтон, я развернулся и схватил его за горло, но затем узнал человека, нашедшего меня на дороге. Я отпустил его, он потер шею и поморщился.

— Что вы подумали? Что я убийца вашей жены?

— Что случилось?