У шахтеров поэзия совсем другая — это суровая песня о суровом хозяине, спетая после смены такими грязными губами, что каждый глоток эля приправлен угольной пылью. Дарби внезапно прервал пение и усмехнулся — кажется, над собой. Он неуклюже протянул руку:
— Как вас зовут?
— Виктор Оленберг. — С какой легкостью мои губы произнесли это имя, с какой легкостью я пожал ему руку! — Я знаю, что ваша фамилия Дарби.
— Да, Джон Дарби. Вы молодец — рискуете ради нас жизнью, а у самого ребенок родился, да еще и жену потеряли… Спасибо вам.
— Вы поступаете точно так же, — возразил я.
— Но я шахтер, а вы нет. У вас ведь куча причин остаться наверху. Я бы не обиделся, хоть и сам попросил. Мне до сих пор не верится, что вы на ногах. Я же видел, что пуля сделала с вашим плечом. И знаю, сколько крови вы потеряли.
Я отвернулся.
— В основном это была ее кровь, — хрипло сказал я и вспомнил, как просил его избавиться от червя. — А где…
— Отнес к жене пекаря. Она кормилица. — Дарби похлопал меня по руке. — Мужья часто ненавидят ребенка, из-за которого умерла мать. Но сын есть сын, пусть даже и калека. Через месяц оправитесь.
Но Лили и через месяц не воскреснет.
Клеть резко остановилась и свободно повисла в воздухе. От неожиданного рывка я расшиб голову о холодные железные прутья. Клеть билась о стенки шахты, вращаясь по кругу на конце каната. Потекли долгие головокружительные минуты, наконец мы снова начали медленно, толчками спускаться.
Дарби посмотрел вверх на отверстие шахты — уже величиной с игольное ушко.
— Небось, выдержит, — сказал он. — Это же только первый заход. Опускать вручную было бы слишком долго.
Снизу послышалось журчанье воды.
— Что это?
— На дне зумпф. Двигатель качает воду наверх. Видите это? — Он поднес лампу к стенке шахты: вдоль всей ее длины пролегала труба. — Наверное, лопнула при взрыве, — сказал он, когда шум стал громче.
— Что это означает?
— Шахта будет затоплена, и ее уже не восстановишь. Но это произойдет не так быстро, тут нечего беспокоиться. Беспокойтесь лучше о том, чтобы не задохнуться от недостатка кислорода, чтобы рудничный газ не взорвался прямо перед лицом и чтобы вас не засыпало при обрушении.
Он мрачно усмехнулся.