Госпожа Клио. Заходящее солнце

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мы будем драться! У нас есть лошади, которых они еще не видели; у нас есть аркебузы, которые повергнут их в ужас…

– Да? – Франсиско скептически усмехнулся, – их там тысячи тысяч, и если хоть одна лошадь попятится назад или, не дай бог, упадет, они просто сомнут нас. Мы даже не успеем перезарядить оружие!.. Но выход есть. Наш Бог обитает на небе, а их Великий Инка бродит где-то поблизости – надо захватить его и заставить передать власть нам. Бога нельзя ослушаться, поэтому все они спокойно разойдутся по домам.

– И как нам найти этого Инку?

– Откуда я знаю? – огрызнулся Франсиско, – но если мы его не найдем, то виноват будешь только ты!

– Почему это я? – Эрнандо растерялся.

– А кто издевался над Мигелем? Если он нас предаст, то мы все погибнем! Теперь-то ты понимаешь, кто из нас умнее и кто станет губернатором открытых земель?

– Для этого надо сначала захватить Инку, – зло ответил Эрнандо, не найдя других возражений, – вот, если б он сам пригласил нас в город, а потом зашел к нам в гости, тогда б мы его, точно, захватили…

Пока они беседовали, Манко успел добраться до городских ворот и остановился, потому что знал Кахамарку, лишь как торговый центр, где осуществлялся товарообмен между людьми гор и людьми моря. Что там происходило сейчас, он даже не представлял и побоялся сразу идти на площадь, где обычно собирались торговцы. Он ждал какого-нибудь путника, но вместо этого увидел небольшой отряд воинов, которые вели худощавого мужчину, презрительно смотревшего вокруг, и совершенно нагую девушку. Мужчина шел спокойно, а девушка упиралась, и ее постоянно толкали в спину тупыми концами копий. На ее плече и бедре виднелось несколько свежих ссадин; одна коса расплелась и густой растрепанной гривой спадала на грудь, вторая сохранилась, и это придавало фигуре странный асимметричный вид.

– Смотри, апу, – один из воинов указал на Манко.

В принципе, у того еще оставалось время, чтоб скрыться, но был ли в этом смысл? Ему требовалось попасть в город, и если воля Великого Инки такова, чтоб он сделал это, именно, таким образом, то противиться ей бесполезно. Манко сам шагнул навстречу воинам.

– Кто ты и откуда? – спросил апу.

– Мой айлью из народа чильос и принадлежит попугаю. А зовут меня Манко. Я мастеровой и делал украшения для многих важных людей в Куско…

– Чильос воевали на стороне Уаскара, – перебил апу, – убейте его.

– Нет! – Манко протянул руки с раскрытыми ладонями, как поступал всегда, обращаясь к Солнцу, – я принес добрые вести Великому Инке.

– Добрые вести? – переспросил апу, – посмотрим, захочет ли Великий Инка выслушать их; если нет – я убью вас обоих.

Воины схватили Манко и толкнули к мужчине, который, видимо, входил в понятие „обоих“. Девушка не представляла никакой ценности и судя по потухшему взгляду, прекрасно понимала, что ее ждет участь янакуна. Кем бы она ни являлась до сегодняшнего дня, теперь ей придется целыми днями работать, даже холодной зимой ходить без одежды, питаться вместе с животными и в любое время исполнять любые прихоти хозяина. Манко не раз видел, как обращаются с янакуна, и никому не желал подобной участи, но ведь закон Великого Инки не может быть несправедлив.

К удивлению Манко, их повели не в город и даже не в военный лагерь, а совсем в другую сторону, куда была проложена новая ровная дорога. Манко так и подмывало спросить, что же произошло за время его отсутствия (ведь законы Великого Инки, хоть и справедливы, но непредсказуемы), однако суровые лица воинов подсказывали, что лучше этого не делать.

Через час стало понятно, что направляются они к храму Солнца, только обходят его почему-то с внешней стороны. …Если мы идем в храм, это хорошо, – решил Манко, – там я расскажу жрецам о своих грехах, получу прощение и смогу вернуться к прежней жизни, ведь если жрецы простят меня, то и апу ничего мне не сделает. А они простят!.. Ведь это я привел к Великому Инке бесстрашных белых воинов!..

Но дорога свернула в сторону. Манко увидел строй воинов, превращавший ее в узкий живой коридор, который тянулся на сотни вара и заканчивался у строения, которого, как и дороги, не было раньше. Воины стояли плечо к плечу, и глаза их смотрели настолько бесстрастно, что Манко чувствовал, будто проходит меж каменных стен, и жуткое ощущение собственной ничтожности заставило его опустить взгляд. Так он и шел, разглядывая грязно-желтое пирка и свои ноги, пока апу не приказал всем остановиться. Тогда он решился поднять голову.

Дверь в здание закрывала шкура пумы. Апу уверенно поднял ее и вошел внутрь. Манко решил, что наступил момент, когда можно хоть что-нибудь узнать, и повернулся к девушке, оказавшейся ближе.