– На нож, пронзающий, и землю, и небо, да? – Найплам вспомнил статую в святилище.
– Да-да, верно! Он похож на черный нож! Он явился мне, а потом исчез, растворившись в воздухе!..
– Ты говоришь правду, – заключил Найплам, поворачиваясь к Ранче, – вот, видишь, все сбывается. Он пришел, чтоб встретиться со мной.
– Так спеши ж к нему! – Ранча схватила жреца за руку, – попроси Ланзона унести тебя, пока не вернулся апу.
Воины подняли копья, готовые воспрепятствовать чуду, но Найплам не собирался ничего предпринимать.
– В вечность нельзя опоздать, – сказал он спокойно, – а если Инка не захочет слушать меня, то погубит свою страну и свой народ. У него есть только такой выбор.
Неизвестно, что творилось в головах воинов, которым по статусу, вообще, не полагалось думать, но в сознании Манко все смешалось в такую невообразимую кашу, что он уже не знал, о чем собирался поведать Сыну Солнца. Кто же те люди, которых привел он сюда? Кем посланы, и с какой целью?.. Как же он не связал их появление с Ланзоном!.. Манко уже собирался обратиться к жрецу с конкретным вопросом, по поводу белых людей, но в это время появился недовольный апу.
– Великий Инка велел привести к нему всех троих, – он с ненавистью посмотрел на Ранчу, но та выдержала взгляд, даже не отвернувшись. Может быть, ей помог Ланзон, а, может, робкое осознание того, что Найплам предпочел ее встрече с Крылатым Змеем – все зависело от того, какое из начал восторжествовало в ней в данный момент, женское или божественное. Но решать столь глубокие нравственные проблемы не позволяли законы Великого Инки, делившие все поступки лишь на правильные и неправильные – раз Великий Инка решил, что будет так, значит, это правильно, и ей нечего стыдиться.
Ранча дождалась, пока апу вернулся к своим воинам, и вслед за Найпламом скользнула под блестящую желтую шкуру. Манко вошел последним и остановился, пораженный богатым убранством зала. Правда, здесь почему-то отсутствовали его любимые перья, зато золотые диски, символизировавшие солнце, наполняли помещение теплым желтоватым сиянием. Манко подумал, какое впечатление произведут они на белых людей, когда Великий Инка соизволит их принять.
Грозный апу отправился и дальше патрулировать окрестности Кахамарки, а вошедших поджидали другие воины. Они вновь образовывали „живой коридор“, только более редкий, чем снаружи. Казалось, можно пройти меж них, подойти к золотым дискам и даже выйти обратно, но это впечатление было обманчивым – зоркие глаза внимательно следили за каждым движением, готовые немедленно нанизать нарушителя на копье.
На выходе из зала висела еще одна шкура, когда-то принадлежавшая редчайшему черному ягуару, и за ней открывался внутренний дворик. В его центре находился бассейн, к которому спускались две трубы с нежно журчащей водой; от одной из них поднимался пар (видимо, она соединялась с горячим источником, коих немало в окрестностях Кахамарки). У бассейна толпились люди – мужчины и женщины. Пестрота одеяний, нарумяненные щеки и подведенные ярко-синие брови, колышущиеся перья всех цветов и размеров, расписанные узорами анаки – все это создавало ощущение сельвы, бесконечной в своем цветении. Даже ежегодный праздник Солнца, который не раз наблюдали, и Ранча в своем Чавине, и Манко в Тумбесе, не могли сравниться с этим самым обычным днем Великого Инки.
Самого Инку не сразу удалось разглядеть среди окружающего великолепия – и без того невысокий, он сидел на небольшом помосте, поджав ноги. Его голову украшала неизменная маскапайча[30] – признак верховной власти. Алая бахрома, скрепленная золотыми зажимами, закрывала лоб и свешивалась до самых бровей. Темя и затылок покрывал верх из черно-белых перьев священной птицы курикинке. Манко подумал, что мог бы изготовить его более искусно, добавив разноцветные перья колибри, но ему никогда не доверяли подобную работу; для нее в Куско держали специального мастера.
Глаз Великого Инки не было видно, но по движениям головы все понимали, что он внимательно наблюдает за происходящим. Пауза постепенно перерастала в „немую сцену“, и первым занервничал Манко. Он чувствовал себя неуютно, когда сзади стояли вооруженные воины, а впереди бесстрастно восседал тот, кто отдает им приказы, являющиеся окончательным приговором на всю оставшуюся жизнь. Ранча выглядела воплощением покорности (обнаженная и побитая, она знала, что выглядит, как янакуна, и сильнее унизить ее уже невозможно. Какое избавление от позора ждет ее, мог решить только справедливый Сын Солнца), и лишь Найплам, ощущавший себя частью вечности, с усмешкой наблюдал за голубоватой водой, вливавшейся в бассейн.
Великий Инка продолжал молчать, но еле заметным движением головы (бахрома на лбу при этом качнулась) отправил вперед одного из курака. Тот важно отделился от свиты и выступил на середину.
– Ты! – произнес он, величественно указывая на Найплама.
– Я – Верховный жрец Ланзона, – гордо ответил тот.
– Зачем же ты покинул свое святилище? Великий Инка терпимо относится ко всем богам, но твое место под землей, рядом с твоим повелителем.
– Приближается день, когда Ланзон отправит Крылатого Змея на землю. Страна Великого Инки погибнет, если он не выслушает меня.
Слова эти не произвели должного впечатления, ни на самого Инку, ни на его свиту, тем не менее, курака кивнул.
– Хорошо, жрец, Великий Инка выслушает тебя, но если твое сообщение окажется никчемным, ты умрешь, потому что отнимаешь у Сына Солнца драгоценное время. Ты!.. – он повернулся к Манко.
ebooksa