Мне же хотелось сказать, что воспитанные люди стучатся перед тем, как зайти. Но ссориться с мамой Жени не хотелось. Поэтому я ограничился укоризненным взглядом, на который та сделала такое невинное лицо, что я еле удержался от смеха.
Мы мирно пили кофе с эклерами, когда от слов Натальи Николаевны я поперхнулся.
– Что, вы серьезно говорите? Не может быть! – воскликнул я. – Вы шутите!
– Нисколько, все уже решено, – ответила та. – Положительный ответ из министерства образования получен, так что в сентябре жди гостей, учеников из своей бывшей школы. Комитет комсомола и пионерская организация решили оформить стенд о тебе. Не во всякой школе есть выпускник-орденоносец. Тем более в твоей, которой нет даже десяти лет. Вот только, боюсь, для детской и юношеской аудитории твоя работа в баре не очень хороший пример. Так что подумай, что будешь рассказывать пионерам.
– Мама, ты что говоришь! – воскликнула Женя. – Подумай, в городе работают тысячи людей, а таких, как Саша, всего два человека. Представляешь! Мне все девочки завидуют!
Тут она осеклась и второй раз за вечер покраснела, искоса поглядывая на меня.
Я же сделал вид, что не понял, в чем она только что призналась.
«Интересно, если бы я сейчас зарабатывал деньги водителем в поликлинике, Женя бы меня так же защищала?» – сам собой возник вопрос в голове. И, несмотря на весь свой накопленный опыт, точного ответа на него я не знал. Только жизнь могла ответить на этот вопрос.
Вскоре к разгоревшейся дискуссии присоединился пришедший Гордин, и мы вчетвером еще час мусолили тему почетности все профессий в стране.
«Да, странная ситуация, – думал я. – Три коммуниста и одна комсомолка не могут прийти к согласию, хотя все согласны с лозунгом, что каждая профессия в Советском Союзе почетна. Но, как показала наша беседа, среди почетных профессий всегда находятся более почетные. И тому достаточные подтверждения, к примеру, бармену никогда не присвоят высокое звание Героя Социалистического Труда. А вот лесорубу или шахтеру – без проблем».
– Послушай, Саша, – обратился ко мне Гордин. – У тебя никогда не появлялась мысль стать журналистом, к примеру?
– Хм, да вроде нет, – ответил я. – А почему вы спрашиваете?
– Понимаешь, ты для своего возраста неплохо излагаешь свои мысли, нужные акценты ставишь, владеешь словом. Притом, насколько я понимаю, нигде этому не учился. Прости, но школьная работа комсоргом такого опыта дать не может. А раз так – это талант, и его необходимо развивать.
«Увы. Борис Семенович, никакой это не талант, а просто жизненный опыт, о коем вы даже не подозреваете», – внутренне улыбаясь, думал я. Вслух же я сказал:
– Спасибо вам за добрые слова, но пока желания стать журналистом не испытываю. Возможно, в дальнейшем такие мысли у меня появятся, но пока у меня другие планы.
Все дружно пожелали узнать, какие именно планы. Поэтому пришлось изворачиваться и увиливать, пока собеседники не поняли, что ничего конкретного от меня не услышат.
Зато конкретное услышал я. Через два дня Женя вместе с Ирой и мамой уезжает в Геленджик, в какой-то Дом ученых, где будет приводить в порядок организм, измученный переездом и выпускными и вступительными экзаменами.
Честно говоря, я обрадовался этому событию. По крайней мере, можно было всецело посвятить себя восстановлению автомобиля.
Конечно, для вида я опечалился и начал расспрашивать о сроках возвращения в родные пенаты. Думал, что будет в конце августа. Но, как оказалось, справка об освобождении от картошки по причине слабого здоровья у Жени уже имелась, поэтому приезд в Петрозаводск планировался не ранее конца сентября.
После беседы родители оставили нас в покое, и мы с Женей еще часа полтора болтали о всякой ерунде. На прощание она по собственной инициативе заявила, что на юге даже не посмотрит в сторону молодых людей и не будет ходить на танцы.