Вот уже поднялись стены, наброшена двускатная крыша, а в пустых глазницах окон блеснул плексиглас. Вдруг Канаки, укреплявший дверные петли, объявил, что в голову ему пришла гениальная мысль. Все на минуту оторвались от работы.
– Если в одном домике всем не разместиться, – излагает свою инженерную идею наш аэролог, – то можно составить два, бок о бок, сняв торцовые стены, и тогда образуется просторное помещение для кают-компании.
Сказано – сделано. У двух уже собранных домов снимаем боковые торцы, а перед тем, как соединить их вместе, втаскиваем в один из них пианино: в двери оно явно не пролезло бы. Зашив досками стыки стен, мы с удовлетворением оглядываем большую, почти правильной квадратной формы, просторную комнату, которая прекрасно заменит нам летом «зимний дворец».
В ящиках с запасными деталями неожиданно обнаружились письма, выполненные в оригинальной форме. На продолговатых кусках пенопласта неровным девичьим почерком выведены слова привета будущим зимовщикам.
Воскресенье. Когда-то на земле мы называли его «выходной день», но здесь, на льдине, такое название как-то само по себе вышло из обихода, так как выходных дней в наблюдениях не бывает.
– Михал Семёныч, Миша, вставай, пора на завтрак!
Правда, я бужу Комарова не очень настойчиво, так как знаю, что он лёг совсем недавно, проработав всю ночь над бурами, привезёнными из Ленинграда. Они что-то всё не ладились, но Комаров, верный своей привычке «лечь костьми, но сделать», забрался в спальный мешок только под утро, добившись наконец своего. Надо сказать, что буры – его детище, рождённое ещё четыре года назад, во время дрейфа станции «Северный полюс – 2». Стоит Михаилу Семёновичу напомнить об этом времени, как он часами может рассказывать о том, как талые воды, затопившие станцию, грозили сорвать научные работы. День и ночь бились люди с водой. Сотни буров пронизали трёхметровый лёд, но диаметр отверстий был настолько мал, что мокрый снег мгновенно забивал их, препятствуя воде уйти под лёд. Промокшие насквозь, измученные бесплодными усилиями, зимовщики снова и снова сверлили лёд ручными бурами. Вот тогда-то Комаров и предложил новый бур с широким, 190-миллиметровым пером. Когда поток воды с урчанием устремился в широкое отверстие первой лунки, даже скептики согласились, что вода будет побеждена. Правда, буры, доставленные к нам в лагерь, так же мало походили на своего родственника со станции «Северный полюс – 2», как современные локомотивы на первый паровоз Стефенсона. Мотоциклетный моторчик, смонтированный на металлических полозьях, мог вращать буровое перо с различной скоростью, а поворотом штурвального колеса штанга с насаженным на неё буром легко поднималась и опускалась на нужную высоту. В саду Арк- тического института в Ленинграде буры работали безукоризненно. Но как они поведут себя здесь, на льду?
Буквально проглотив завтрак, Михаил Семёнович устремился к бурам, на работу которых пришли посмотреть все свободные от вахты.
Комаров ещё раз внимательно осмотрел свой агрегат и включил моторчик. Завертелось перо, быстро вгрызаясь в лёд.
– Идёт в репу, – удовлетворённо сказал Миша, вытирая замасленные руки.
Прошло несколько минут, и перо достигло воды. Теперь летний паводок нам не страшен.
Накануне вечером Алексей Фёдорович предупредил всех, что мы переходим на новый распорядок дня: подниматься будем в 2 часа по московскому времени, а ложиться в 18 часов. По местному времени это будет соответствовать 11 часам утра и 3 часам ночи. Новое расписание вызвано тем, что аэрологам приходится выпускать радиозонды ночью, совпадающей с днём на земле. Собственно говоря, нам всё равно, так как солнце светит ярко в любое время.
Ровно в 2 часа загудела рында – рельс, подвешенный к треноге вместо сигнального колокола. Дежурный старается вовсю, и настойчивый звон проникает в спальные мешки, прогоняя сон. Невольно подумалось: «А Москва-то сейчас, наверное, крепко спит. Все давно пришли из театров, из кино, отдыхают от дневных забот…»
Медленно кружатся мелкие снежинки. Не видно солнца, и Попков безуспешно топчется у теодолита, пытаясь определить координаты.
– Дмитриев, Саша, иди быстрее! – крикнул Шамонтьев, на мгновение выглянув из гидрологической палатки.
Топот Сашиных ног показал, что зов услышан.
Осторожно, чтобы ненароком не свалиться в лунку, Шамонтьев прикрепил к тросу батометр – толстостенную трубку, снабжённую сбоку термометром.
– Теперь пускай.