Около вертолёта собралась небольшая группа провожающих. Машина быстро скрылась вдали, а через час приходит первое известие: «Сидим, меряем глубину океана».
…В 7 часов вечера на юго-востоке послышался гул мотора, и вскоре из-за торосов вынырнул благополучно возвращающийся вертолёт. Путешественники оживлённо рассказывают обо всём увиденном, но для них у нас тоже припасено интересное известие: сегодня от Бурханова получена телеграмма.
Шестого июня командир вертолёта станции «Северный полюс – 4» Василий Мельников совершил посадку на ту самую льдину, где апрельской морозной ночью 1950 года высадились первые члены коллектива дрейфующей станции «Северный полюс – 2». Совершив круг, льдина вернулась через четыре года почти к тому же месту, откуда начала свой дрейф, в район 75˚05' северной широты 184˚40' восточной долготы. Всё сохранилось, даже палатки, которые стойко выдержали многолетний натиск полярных бурь. Правда, тенты их выгорели, превратившись из чёрных в белые. Ледяной пол под ними, укрытый от солнечных лучей, оставался неизменным, в то же время вокруг ежегодно шло интенсивное таяние, и палатки, как гигантские грибы на толстых полуметровых ножках, поднялись над льдиной. По высоте ножки можно было легко судить о толщине льда, стаявшего сверху за эти годы. Это было своего рода «омоложение» льдины, так как толщина её сохранилась прежней – три метра.
Иван Григорьевич Петров, участник дрейфа СП-2, прилетевший вместе с вертолётчиками, без труда мог восстановить расположение лагерных строений. Остался даже ледяной вал, наступавший на станцию в феврале 1951 года, только очертания его несколько сгладились и перестали выглядеть грозно, как когда-то.
Северный ветер натянул на небо плотные шторы облаков. Солнце исчезло, но таяние снега продолжается. Теперь, выходя из камбуза, по щиколотку залезаешь в воду. Возле кают-компании, там, где некогда сверкал «снежный дворец», образовалась глубокая «снежница», воду в которой Шариков поспешил использовать для хозяйственных нужд, экономя этим время и газ на таяние воды из снега. Появившиеся талые воды не вызывали у нас особых опасений, так как с помощью механических буров мы всегда могли просверлить льдину в местах наибольшего их скопления и спустить воду в океан. Но наши первые попытки окончились неудачей: снегу скопилось на льдине очень много, она глубоко осела, и уровень океанской воды в скважине оказался выше, чем это нужно для успеха дела.
В последние дни дрейф несколько приостановился, и мы блуждаем между 2-й и 10-й минутами 88-го градуса. Алексей Фёдорович предполагает, что наше дальнейшее движение будет происходить в направлении Земли Элсмира. Если вдруг не вмешаются ветры, мы, вероятно, обойдём полюс стороной, с востока. И, хотя возле полюса особой кривизны земного шара не видно – вопреки совершенно серьёзным уверениям одного из наших друзей-корреспондентов, – многие члены коллектива весьма сожалеют, что дрейф складывается «так неудачно».
Сегодня пятница. Евгений Яцун долго и увлечённо рассказывал нам о цветной фотографии и технике комбинированных съёмок. Он, вероятно, так бы и не кончил, если бы Трёшников не напомнил, что пора расходиться.
Небо, затянутое дымкой, над нами серовато-белое, ледяное. Оно – как огромное зеркало, в котором отражается поверхность океана. Вот там, дальше, километрах в трёх – пяти на север, много чистой воды, и небо над ней совсем бурое, или, как его называют, водяное.
Вчера вертолёт ушёл в очередной гидрологический рейс на север. Вернувшиеся сегодня только поутру вертолётчики и гидролог полны впечатлений. Даже немного флегматичный Шамонтьев необычно оживлён: результаты промеров океана оказались неожиданными. В точке, имеющей координаты 87˚40' северной широты и 164˚50' восточной долготы, определили глубину 2500 метров. Это на 1200 метров меньше, чем под нашей льдиной. Двукратные опускания лота подтвердили правильность измерений. Видимо, гидрологи наткнулись на один из отрогов подводного хребта Ломоносова. Кроме научных новостей, привезли они и охотничьи: с воздуха обнаружены на снегу следы медведицы с медвежонком.
Туман, обволакивающий лагерь, ничуть не уменьшает таяния. Наоборот, в солнечный день часть снега испаряется, а сейчас он просто продолжает превращаться в рыхлую серую массу.
Пасмурно. Закружили в воздухе мелкие снежинки. Они садятся на плечи, забираются за воротник. После завтрака все свободные от «сроков» – так у нас называется время научных наблюдений – собираются у кают-компании. Её надо передвинуть на новое место, так как вокруг старого образовались глубокие озёра талой воды. Наш сдвоенный сборный домик очутился на снежном бугре. Домик может развалиться на составные части.
Подогнали трактор, стальной трос пропустили через петли на полозьях. Трактор рванул… и обрывки троса разлетелись в разные стороны. Так, пожалуй, ничего не выйдет. Трос слишком тонок.
– Сейчас принесу потолще, – сказал Комаров и, соскочив с трактора, направился к своей палатке, возле которой стараниями её хозяина образовался настоящий технический склад.
Ни один механик самолёта не покидал нашу льдину, не оставив под нажимом Комарова каких-нибудь инструментов, запасных деталей, трубок и болтов. В нашем хозяйстве всё пригодится, всё можно куда-нибудь приспособить.
Через несколько минут он возвращается, волоча за собой длинный, с палец толщиною кусок троса.
Канаки и Змачинский, сделав из него петлю, накидывают её на кают-компанию. Тем временем несколько человек, вооружившись лопатами, уже расчистили от снега площадку метрах в тридцати впереди кают-компании. Комаров осторожно тронул трактор. Трос натянулся. Кают-компания заскрипела и медленно поползла вперёд.