Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг.
Однако нам не повезло. Вымпел, сброшенный с самолёта, угодил прямо в разводье.
Восемнадцать часов. Снова над нами пролетел Ту-4, а когда вниз упал свёрток с длинной красной тряпицей вместо хвоста, все мы наперегонки бросились к нему. В большом рогожном мешке – свежие газеты, журналы и дружеская записка от экипажа… Спасибо, товарищи!
Магнитолог Николай Попков, метеоролог Анатолий Малков, штурман вертолёта Володя Кунченко
Аэролог Платон Пославский
Потоп на станции
3
Ветер. Над самой головой громко хлопает полотнище флага. Провода антенны то гудят низким басом, напоминающим звук органа, то начинают звенеть тонким недовольным фальцетом. Снежницы покрыты густой рябью, и маленькие голубые волны то и дело перекатываются по их поверхности. Возле нашей палатки образовалось глубокое озеро. Переступишь порог – и тут же по колено погружаешься в воду. Выручают только резиновые сапоги. Надо бурить скважину. Лёд стал совсем рыхлым, и через несколько минут отверстие готово. Когда часть воды сошла, засыпаем дорожку от палатки снегом, утаптывая его ногами, в надежде, что на какой-то короткий срок мы оградили себя от наводнения.
До времени прилёта самолёта Мазурука остаётся каких-нибудь сорок пять минут, и летящая на подскок группа заботливо собирается, на ходу дожёвывая галеты (обед в связи с прилётом отложен, а многие успели проголодаться).
Мы в воздухе. Теперь на подскок даже при большом желании не дойти пешком: всюду трещины, широкие разводья, молодой сторошенный лёд, но аэродром совершенно гладкий. Только там, где заруливали самолёты, под тёмными каплями масла – небольшие лужи. Огромные торосы, окружавшие аэродром, обтаяли. Длинные толстые сосульки свисают с их голубых боков, и сочные, сверкающие, как алмазы, капли, звонко плюхаясь, стекают вниз.
На самолёте, кроме продовольствия и почты, привезли запасные лопасти к вертолёту, и нам предстоит ответственное и не совсем приятное дело – везти их в лагерь. Беда в том, что они не умещаются в фюзеляже вертолёта. Пришлось их накрепко приторочить канатами к хвостовой балке. Мы с опасением посматриваем то на машину, то на её командира. Но Бабенко так уверен в себе и в своём бескрылом аппарате, что его уверенность передаётся и нам. Скоро мы убеждаемся, что наши тревоги были напрасными, – всё прошло благополучно. Когда мы возвратились в лагерь, все уже давно разошлись по палаткам, только дежурный хлопотал на камбузе, подогревая нам обед.
…За сутки льдина задрейфовала на север энергичней, чем когда-либо. Мы продвинулись на целых шесть минут и перепрыгнули наконец роковой порог – 87˚12', у которого столько времени безуспешно толкались. Наши широтные координаты стали 87˚18,6' северной широты.
Банный день – самый тяжёлый для дежурных, но Платон Платонович успешно справляется со своей задачей, утешая себя мыслью, что дежурному придётся «париться» в зимнее время гораздо больше.
Идёт интенсивное таяние. Там, где были глубокие сугробы, остался лишь 30–40-сантиметровый слой вязкого, намокшего снега. В большинстве мест его покров не превышает 20–25 сантиметров. Торосы вокруг льдины значительно уменьшились в размерах.
Но сегодня нам не удалось проделать снегомерную съёмку до конца. В 300 метрах от огромной глыбы льда, с которой мы в прошлый раз осматривали окрестности, нам пересекла дорогу трещина шириной в несколько метров. Она образовалась ещё 17 июня, но пребывала в неподвижности, а сегодня разошлась, и поле, расположенное за ней, оказалось расчленённым двумя перпендикулярными разводьями.
На обратном пути мы заходим на запасные продовольственные базы. Здесь царит полнейший беспорядок: лёд под ящиками подтаял, и они рассыпались в разные стороны; бочки с бензином опрокинулись. Пришлось изрядно повозиться. Но самая большая работа предстоит вечером: надо сменить все четыре лопасти несущего винта вертолёта. Это не так-то просто сделать без всяких технических приспособлений.