– Он, проклятый, меня с войны мучает. Но так сильно ещё никогда не прихватывало.
– Ладно, потерпи малость. Сейчас приготовлю грелку, сделаю растирание, примешь лекарство, отлежишься и через тройку дней будешь как огурчик.
– Да ты что, доктор? У меня работы навалом. Некогда мне разлёживаться.
– Ты лежи да помалкивай, – строго сказал я, – а не то Сомову пожалуюсь.
Поставив на плитку чайник, я сбегал за лекарствами в свою палатку. Пока вода нагревалась, я вылил на ладонь густую, желтоватую, остро пахнувшую смесь из скипидара, камфары и хлороформа и принялся растирать комаровскую поясницу. Когда процедура была закончена, я залил кипятком грелку, положил её на поясницу и обернул широким шерстяным шарфом.
– Ну вот, порядок. Теперь прими таблетки и постарайся заснуть.
Когда Комаров задремал, я отправился на камбуз. Восемь пар глаз уставились на меня с безмолвным вопросом.
– Что там с Комаровым приключилось? – спросил озабоченно Сомов.
– Радикулит, – коротко ответил я.
– Эка невидаль! Самая что ни на есть арктическая хворь, – сказал Курко, потирая поясницу.
– И геморрой тоже, – заявил Дмитриев тоном знатока.
– Во всём ты у нас, Саня, разбираешься, – заметил, усмехнувшись, Миляев. – Что в авиации, что в медицине.
Миляевский комментарий к заявлению Саши всех развеселил. Сразу с лиц присутствующих исчезло настороженное выражение.
– И надолго Комаров слёг? – спросил Никитин.
– Думаю, на недельку. Отлежится, и всё будет в порядке.
– Лиха беда начало, – буркнул Курко.
Костя как в воду смотрел. Днём я то и дело забегал проведать моего больного. Дело явно пошло на поправку. Боли в пояснице поутихли, и он попросил принести что-нибудь «пожевать».
Но, как говорится, беда не приходит одна. Вечером занемог Яковлев. Правда, температура оказалась всего 37,5˚, но кто его знает, как потечёт заболевание в условиях нашей жизни. Гурий хрипло кашляет, ругается на чём свет стоит, но ложиться в постель не желает.
С прогнозом болезни Комарова я явно промахнулся. Он, ворча и покряхтывая, явился на ужин в кают-компанию.
– Михал Михалыч, всё в порядке, – заявил Комаров, – могу завтра идти на аэродром.