Путь

В этот момент я видела себя будто со стороны – вокруг дым, стрельба, летят копья, взрываются снаряды, стелется ядовитый туман, вода в реке вскипает, и сквозь всё это бежит девушка в легком голубом платье, с неровно остриженными волосами. Бежит так быстро, как только может. Уклоняется от летящих пуль, перепрыгивает через тела убитых солдат, падает. Но поднимается и бежит дальше.

Что я делаю? Зачем я несусь сломя голову в самое пекло? Не знаю, заметили меня на том берегу или нет, но на этом – да. Слышу окрики, кто-то даже бежит за мной. Но угнаться невозможно. Мне совсем не страшно, а просто всё равно, – я хочу только одного, чтобы прекратился этот вой и война. Чтобы снова стало тихо, чтобы все были живы, и я была дома, может, в маленьком гостиничном номере, а на столе стояла бы кружка кофе, и лежало вкусное свежее пирожное из ближайшей булочной.

Выстрелы становятся чаще, я уже не понимаю, откуда стреляют – кажется со всех сторон. Передо мной возникает небольшая траншея, она пуста, солдаты отступили. Я бросаюсь в неё и падаю на сырую землю. Надо отдышаться. До моста рукой подать, мне хватит полминуты. Главное – выжить. Слева слышу крики, среди них выделяется голос Франца. Он зовёт меня. Догнали всё-таки. Начинаю отползать правее, я ещё не успела отдохнуть. Дыхание никак не восстанавливается, ноги оцарапаны, раны горят. За правым поворотом траншеи взглядом сталкиваюсь с Гальером:

– Рина! Стоять, сумасшедшая! Хочешь, чтобы тебя убили?! Ты же испортишь весь наш план! – он орёт так, что заглушает даже вой шаров.

– Я прекращу это! – мне ничего не остается, как бежать дальше. Иначе Гальер и Франц схватят меня, и тогда ничего не получится.

Пытаюсь вылезти из траншеи, рукам и ногам не за что уцепиться, я соскальзываю. Платье мешается. Кто придумал платья для женщин и эти неудобные полутуфли? Если бы я была сейчас в своих кроссовках и джинсах, то вылезла бы моментально. Наконец-то мне удается нащупать ногой каменный выступ и кустик травы наверху. С усилием выталкиваю себя наверх и стартую сразу же. Никогда в жизни не бегала так, как сейчас.

И только в этот момент я ощутила страх. От собственного безрассудства, от смелости, от безысходности. Пути назад нет. Неожиданно выстрелы прекращаются. Теперь слышен только вой, холодный дикий вой, как у голодного зверя в ночи. Он охотится за всеми нами, этот зверь и есть мы. Я не ошиблась – до моста добежала в полминуты. И весь мир будто замер. Сердце билось у меня в висках, дыхание перехватило. Я раскинула руки в сторону – знак безоружности. И крикнула, что было сил. По воде мой голос разнесся далеко-далеко:

– Остановите войну! Она ужасна и беспощадна! Ваш мир прекрасен! Просто живите! – я хотела сказать столько всего, но слова пропали. Был только страх, ужас, жалость к самой себе. В ушах звучала песня детей о ярком солнце, о радости и счастье. Слезы лились из глаз. Это конец, Рей. Да. Никому не убедить этих людей в бессмысленности их жизни. Тем более мне – маленькой женщине из другого мира, по глупости своей оказавшейся на мосту между двумя армиями с неизвестным оружием.

С противоположного берега раздался оглушительный выстрел, и сквозь дым я увидела уже знакомое серебряное копье, снова летящее на меня. В этот раз никто не оттолкнет меня, никто не спасет. Потому что я так решила. Зачем?

– Рина! – голос Франца за спиной. Обернувшись, я увидела, как он поднимается с земли и бежит ко мне.

– Нет! Уходи! – он же ещё так молод, ему надо жить. Я разворачиваюсь и бегу навстречу копью. Почему же оно так долго летит?

Франц хватает меня за плечо и закидывает за свою спину, я слышу свист ледяного металлического оружия, несущего смерть любому, кто встанет у него на пути. Руками пытаюсь ухватить Франца за спину, но раненая ладонь не позволяет захватить его как следует. Ещё мгновение, и он погибнет, этот замечательный мальчишка с пшеничными волосами. Я зажмуриваю глаза, не хочу видеть смерть. Нет. В следующую секунду слышу мягкий удар, сдавленный крик и что-то ударяет меня по ногам, я теряю равновесие и падаю на спину, больно ударяюсь головой.

В панике открываю глаза и приподнимаюсь через бок, невысоко над землей. Передо мной лежит Франц, а на нём Гальер. Они пригвождены друг к другу копьем. Я боюсь смотреть на Франца, боюсь увидеть смертельную рану и всё же приподнимаю голову выше. Глаза Гальера открыты, но в них нет жизни. Копьё пронзило его грудь. Синяя форма и серый плащ мокрые от крови. Я не могу оторвать взгляда от копья и старика. Из живота поднимается волна тошноты, ладонями я закрываю лицо и падаю на землю. Он спас меня. Вместо него вот так могла бы лежать я. Или… Или Франц!

– Франц! – я кричу изо всех сил, стараясь перекричать свой страх. Он слабо шевелит рукой. Жив.

Я подползаю к мальчишке, глаза его открыты, и он что-то говорит, но из-за шума выстрелов и криков вокруг, из-за воя, я ничего не могу разобрать. Звуки обрушились на нас неожиданно, сразу со всех сторон. Наклонившись к его лицу, пытаюсь услышать слова, но он говорит слишком тихо. Надо снять с него Гальера, но как? Я не знаю, задело ли копье Франца или нет. Он показывает мне рукой на копье и на себя, значит, всё же задело. Мне надо вытащить его, пока нас не подстрелили снова. Но снаряды летят больше с нашей стороны, поэтому пока что мы в некоторой безопасности. Почему же никто не приходит к нам на помощь?

Встаю на колени и, стараясь не смотреть на лицо Гальера и его рану, хватаюсь за копье. Оно никак не хочет двигаться. Лицо Франца искажается от боли, в ужасе убираю руки от копья и падаю на землю.

– Что мне делать? Я не смогу протащить вас даже пару метров. Я не могу вытащить это проклятое копье, – мой шепот никто не слышит, но я продолжаю говорить. – Зачем я сделала это? Из-за меня погиб Гальер и ранен Франц. Рей и Линкок наверняка думают, что мы убиты, и не придут на помощь, вокруг полно огня и дыма, нас просто-напросто не видно.

Подползаю поближе Францу, опускаюсь к его лицу: глаза закрыты, но он дышит. Одной рукой вытираю свои слезы, другой глажу его по густым пшеничным волосам. Как же не хочется, чтобы этот чудесный юноша умирал. Он приоткрывает глаза и пытается улыбнуться мне, и от этого становится ещё хуже, я не могу сдержать рыданий. Казалось, что прошла целая вечность. Но я собрала все силы в кулак, сквозь боль в руке подцепила Франца подмышки и попыталась оттащить его в сторону нашего берега. Он сдвинулся на пару сантиметров. Я тащила снова и снова, упираясь коленями в землю, сдирая их в кровь. Тащить двоих человек, один из которых – мертв, было мне не по силам, но я кричала, рычала и пыталась. По капле. Я не имею права оставить их здесь. Если я могу что-то сделать для них, то сделаю. Франц больше не открывал глаза, я останавливалась и проверяла, дышит ли он. Дыхание было совсем слабым. Мной овладевало отчаяние.

– Ну же! Ты должна это сделать! – крикнула я себе, – давай!

Кто-то тронул меня за плечи, и чьи-то тяжелые руки опустились на них. Я вздрогнула и увидела, как мимо меня пробегают сотни людей, одетых в синее. Солдаты! Они прорвались. Я сидела на коленях и, не отрываясь, смотрела, как они бегут с чем-то светящимся в руках и не могла пошевелиться.