Роза Марена

22
18
20
22
24
26
28
30

Наконец они вышли, по-прежнему болтая про Фреда и все еще хихикая, и пошли по дорожке так близко одна к другой, что их плечи и бедра терлись друг о друга. Норман с трудом подавил желание ринуться за ними и схватить в каждую руку по головке этих шлюх и так ударить их одну о другую, чтобы они раскололись и слиплись, как пара гнилых тыкв.

— Не надо, — прошептал он себе. Пот выступил на всем его недавно обритом черепе и струился по лицу большими прозрачными каплями. — Ох, не надо сейчас, ради Бога, держись. — Он весь дрожал, и головная боль вернулась с полной силой, словно кто-то врезал ему кулаком по темени. Яркие зигзаги заплясали и завертелись в уголках глаз, а из правой ноздри потекло.

Следующая появившаяся в поле его зрения женщина была одна, и Норман узнал ее — седые волосы на макушке, отвратительные варикозные вены на ногах. Та, что приносила ему порцию йогурта.

«Я приготовил порцию для тебя, — подумал он, напрягшись, когда она стала спускаться по бетонной дорожке. — Я приготовил хорошую порцию, и если ты не ответишь мне на все вопросы, то не сомневайся, что сожрешь все, до последней крошки».

Потом кто-то еще вышел из маленькой рощи. Норман видел и ее раньше — жирная разнюхивающая сука в красном сарафане, та, что оглядела его с ног до головы, когда его окликнул парень из будки. Снова он ощутил то сводящее с ума ощущение почти разгаданной загадки, как имя, вертящееся на языке, но ускользающее каждый раз, когда пытаешься ухватить его. Он действительно знал ее? Если б у него не трещала голова…

У нее по-прежнему была в руках громадная сумка, больше похожая на чемодан, и сейчас она рылась в ней. «Что там ищет Толстуха? — подумал Норман. — Парочку салфеток-промокашек? Розовый крем? Может быть…»

И вдруг он вспомнил. Он читал про нее в библиотеке, в газетной статье о «Дочерях и Сестрах». Там еще была ее фотография, где она скрючилась в какой-то идиотской стойке карате, больше смахивающая на трейлер, чем на Брюса Ли. Она была той самой стервой, заявившей репортеру, что мужчины не являются их врагами, но «…если нас бьют, мы даем сдачи». Джерт. Он не помнил фамилии, но звали ее Джерт.

Убирайся отсюда, Джерт, мысленно приказал Норман здоровенной чернокожей бабе в красном сарафане. Его руки были крепко стиснуты, ногти впивались в ладони.

Но она не убралась. Вместо этого она крикнула:

— Лана! Эй, Лана!

Седая женщина обернулась и пошла по направлению к Толстухе, похожей на огромную свинью в одежде. Он следил за тем, как седая женщина по имени Лана повела Толстуху Джерт обратно в рощу. Джерт держала что-то в руках и показывала ей это по дороге, похоже, листок бумаги.

Норман вытер локтем пот, заливавший глаза, и стал поджидать, когда Лана закончит дружескую беседу с Джерт и все же спустится к туалету. С другой стороны рощи, на площадке пикника, уже доедали десерт, и когда с ним будет покончено, пересохший ручеек женщин, спускающихся сюда, чтобы воспользоваться туалетом, превратится в сплошной поток. Если удача не улыбнется ему, и не улыбнется быстро, это место может превратиться в настоящий бардак.

— Давай же, давай, — пробормотал про себя Норман. И словно в ответ кто-то вышел из-за деревьев и начал спускаться вниз по дорожке. Это была не Джерт, не Лана-Порция-Йогурта, а кто-то еще, кого Норман тем не менее тоже узнал, — одна из двух шлюх, которых он видел в саду, когда ходил на разведку к «Дочерям и Сестрам». Та, у которой была двухцветная прическа, как у рок-звезды. Эта сучка даже помахала ему тогда ручкой.

«Нагнала ты тогда на меня страху, — подумал он, — так что я заколебался, не сделать ли обратный ход? Ну давай же, иди к своему папочке».

Норман насторожился и напрягся, словно тигр в засаде, и головная боль полностью прошла. Он стоял неподвижно как статуя, краем глаза выглядывая из-за угла здания, молясь, чтобы Джерт не решила вернуться именно в этот момент и чтобы девчонка с половиной оранжевых и половиной зеленых волос не передумала. Никто не вышел из-за деревьев, и девчонка с идиотской прической продолжала приближаться. «Мисс Панки-Дранки, Рваная Кошелка образца 1994 года, заходи ко мне в гостиную», — сказал паук мухе… Вот она ближе и ближе, и теперь тянется к дверной ручке, но дверь так и не открылась, потому что рука Нормана сомкнулась на тонком запястье Синтии, прежде чем она успела коснуться ручки.

Она уставилась на него с изумлением, глаза ее широко раскрылись.

— Иди сюда, — сказал он, таща ее за собой. — Иди сюда, чтобы я мог поговорить с тобой. Поговорить с тобой по душам.

12

Джерт Киншоу торопливо шла к туалету, почти бежала, когда — чудо из чудес — она увидела ту самую женщину, которую только что разыскивала. Она тут же раскрыла свою объемистую сумку и принялась рыться в ней, ища фотографию.

— Лана! — позвала она. — Эй, Лана!