– Нет, Долорес, нет…
– Почему?!
– Потому что я обещал матери.
– Обещал что?
– Обещал, что больше не попаду в больницу…
Его затрясло еще сильнее, пальцы вцепились в одеяло, как будто он повис над пропастью и одеяло – это последнее, что удерживает от гибели.
– Да срать мне, что ты там обещал! – заорала я и схватилась за мобильник.
– Не звони… я объясню… Ты же этого хочешь – все знать? – пробормотал он и стащил с груди одеяло.
Я прижала руку ко рту, во все глаза глядя на его грудь. Она была в темно-красных ожогах. Я представила его боль, и мне стало нехорошо.
– Что произошло? – спросила я, задыхаясь.
Я уже знала ответ на этот вопрос. На груди Вильяма, словно клеймо, стоял полукруглый отпечаток с пятью тонкими штрихами, направленными в сторону его ключицы. Такой отпечаток могла бы оставить, ну, например…
Женская ладонь.
Не знаю, как я не выдала себя. Как смогла сохранить маску спокойствия. Как не закричала от изумления. Как не села на пол с криками «Разбудите меня! Разбудите!»
– Что произошло? – всего-то и сказала я хриплым шепотом. – Кто это так… получилось?
– У меня что-то вроде… аллергии на прикосновения.
Наши взгляды схлестнулись в одной точке. Мое жгучее кареглазое безумие ударилось об его синий-синий лед. Полетели ледяные крошки, взвились снежинки. В комнате стало так тихо, словно только что упала и разбилась вдребезги какая-то немыслимо дорогая вещь.
– Да ладно, – прошептала я, тут же замечая многочисленные отпечатки губ на его шее и груди.
– Ты не веришь?
– Почему же… Глядя на ожог в форме отпечатка от ладони, невольно поверишь во что угодно…
– Это не шутка.