Эту часть я почти не помню – была слишком озабочена тем, как заставить Кардана служить мне год и один день. Чтобы, когда он поклянется, посадить его на трон. Я могла бы наобещать ему гораздо больше, нежели обучение шпионскому ремеслу.
Но вспоминая ночь, когда в него стреляли и когда он проделывал трюки с монетой, не могу не думать про его взгляд, тревожный и пьянящий.
«Целуй, пока меня не затошнит».
– А сейчас он притворяется, не так ли? – продолжает Таракан. – Потому что если он настоящий Верховный Король Эльфхейма, которому мы должны служить, то мы в каком-то смысле проявляем неуважение, управляя королевством за него. Но если он притворяется, значит, он точно шпион и, возможно, лучший из нас. А это делает его частью Двора теней.
Я залпом выпиваю кофе.
– Мы не можем об этом говорить.
– Дома не можем, – соглашается Таракан и подмигивает мне: – Поэтому мы здесь.
Я просила его соблазнить Никасию. Да, признаюсь, «в каком-то смысле проявила неуважение» к Верховному Королю Эльфхейма. И Таракан прав: Кардан, согласно моему требованию, только притворяется, что он король. Поэтому и не воспринял это как оскорбление.
– Хорошо, – уступаю я. – Придумаю, как сказать.
Таракан улыбается:
– Отличная здесь еда, правда? Иногда я скучаю по миру смертных. Но, к добру или нет, моя работа в Эльфхейме еще не закончена.
– Будем надеяться, что к добру, – отзываюсь я и откусываю от картофельного пирога, поданного вместе с омлетом.
Таракан фыркает и берется за свой молочный коктейль. Все тарелки он уже опустошил и сложил в стопку сбоку от себя. Поднимает кружку:
– За торжество добра, только не раньше, чем мы возьмем свое.
– Я хотела спросить у тебя кое-что, – говорю я и чокаюсь своей кружкой. – Про Бомбу.
– Не вмешивай ее, – говорит он, изучающе разглядывая меня. – И если можешь, не втягивай ее в свое противостояние с Королевой Орлаг. Знаю, ты всегда суешь свой нос, куда не следует, словно скучаешь по топору, но если уж на плахе рядом с твоей головой должна оказаться чья-то еще, то не такая пригожая.
– Твоя подойдет? – спрашиваю я.
– Гораздо лучше, – заявляет он.
– Потому что ты ее любишь?
Таракан мрачнеет: