— Спасибо, что вы вспомнили обо мне, Оскар, — сказал Кэл, — но я больше ее не изучаю.
До того как он произнес эти слова, он еще не был уверен в том, как он поступит. Но в течение последней недели в его голове созрела эта мысль. Он не мог продолжать эти занятия.
— Ну что же, мне жаль это слышать, Кэл, — сказал Оскар, — мне было приятно познакомиться с вами. И, по-моему, вы могли бы написать хорошую работу…
Для человека, который раньше говорил, что его занятия Вуду были предопределены свыше, подумал Кэл, Оскар отнесся к новости удивительно хладнокровно.
— Но послушайте, — вдруг продолжил Оскар, — почему бы вам не записать адрес, так, на всякий случай, если вы…
— В этом нет никакой необходимости, Оскар. Я уверен, что не приду.
— Да-да, но не будет никакого вреда, если вы будете знать, где это находится, — в случае, если переду, маете.
Кэл согласился выслушать адрес и записать его на своем календаре.
Затем ему в голову пришла запоздалая мысль:
— О, Оскар, перед тем как вы повесите трубку, я хотел бы спросить, не знаете ли вы одну женщину?
— Кто бы это мог быть, Кэл?
— Виктория Хэлоуэлл.
На другом конце провода наступила тишина.
— Нет, боюсь, что я не знаю ее.
— Но разве вы не были на Кубе? — спросил Кэл.
— Да, в конце шестидесятых я там провел несколько месяцев. Почему вы спрашиваете?
— Я видел фотографию в вашем офисе.
— А, да. Я вам работал на сборе сахарного тростника, в поддержку революции. Знаете, это было то время, когда наше поколение утратило иллюзии.
— Вот, тогда, — настаивал Кэл, — вы и могли встретиться с мисс Хэлоуэлл. Друзья обычно зовут ее Тори. Ее отец служил в посольстве в Гаване.
Наступило более долгое молчание.