– Да знаю я, что он говорит! Что всё это сугубо временно, не имеет особого значения, а после мировой революции все границы вообще исчезнут, ибо останется только земшарная Республика Советов. Вот только и в Польше, и в Финляндии у наших что-то не слишком получается, да и «наших-то», считай, не осталось, какие были – к нам сбежали, а остальные буржуазии предались, какие-то «конституции» мутят, с «правом собственности»…
– Право собственности и у нас оставили. Забыл? Под рабочим контролем если, хозяин предприятия может…
– У нас это временно, – не сдавался Жадов, – а у них постоянно! И вообще… на юге царь бывший воду мутит, сторонников собирает, контрреволюцию готовит, а у нас тёток из «бывших» потрошат, хуже блатных, честное слово!
– С бывшим царём разберутся, Миша, без нас. Сам знаешь, сколько войск туда отправили. Что-то ты только и знаешь, что ворчать. Ну ровно товарищ Троцкий, когда товарищ Благоев его идеи отвергает. Что с «военным коммунизмом», что с «трудовыми армиями»…
– Ну а что там было не так? Торговлю запретить, деньги отменить, работать всем за идею, «кто не работает – тот не ест», таким пайка не давать…
– И что это была б за жизнь? – фыркнула Ирина Ивановна. – Человека, Миша, к новой жизни готовить надо. Непросто от «своего» отказываться. Да и ни к чему это сейчас, врагам нашим давать повод. Вон как хорошо получилось со «свободными ценами»!
– Угу, только к ним и не подступишься…
– Кому надо – подступаются. Ценные вещи государству сдают, чеки именные получают. А хватает и тех, кто зарабатывает.
– Ну да, те же буржуи… Как при царе сладко ели, мягко спали, так и сейчас…
– Всё, Миша, хватит! – Ирина Ивановна аж прихлопнула ладонями по столешнице. – Хватит ныть! Дело надо делать. В следственных материалах полный бардак, прости, Господи! Пишут невесть что! Никаких понятий о процессуальной дисциплине!.. А так нельзя, у нас жизни людские на кону, революция невинных карать не может, ибо чем она тогда от кровавого царского режима отличается?
Кто знает, куда свернул бы их спор, если бы в дверь не затарабанили. Быстро, резко, нетерпеливо.
Жадов привычно положил руку на кобуру.
– Вы чего тут мешкаете, товарищи?! – влетел через порог тощий товарищ Апфельберг. Он приоделся: костюм дорогой, из лучшей ткани, но чуть не по фигуре – явно не на заказ скроено, а просто где-то «реквизировано». – Товарищ Благоев вызывает! Всех!
– Идём, идём. – Ирина Ивановна поднялась. Взяла неизменный ридикюль.
…В кабинете Благомира Благоева было тепло, горел камин, окна задёрнуты тяжёлыми бархатными шторами. Судя по ширме, отгораживавшей часть помещения, здесь же глава ВЧК и ночевал.
Явился глава экономического отдела тов. Урицкий, начальник отдела оперативного, бывший царский сатрап, а ныне – скромный борец с бандитизмом и уголовщиной тов. Войковский; сидел на стуле у стены неприметный человечек со стёртым лицом, словно над ним как следует поработали ластиком: худой, с зачёсанными назад волосами и усиками над верхней губой, словно там провели гуталином.
Товарищ Генрих Григорьевич (он же Генах Гершенович) Ягода. Особый отдел ВЧК.
Яков Апфельберг, некогда модный столичный журналист, а теперь – глава отдела печати.
И Михаил Жадов с Ириной Шульц – заместители самого товарища Благоева по военно-политическому отделу.
У стены накрыт был чайный столик с самоваром, лежали тонко нарезанные колбаса, балык, буженина, калачи, маковые булочки; стояли вазочка с колотым сахаром, розетки с вареньем – словно тут не суровый глава всесильной Комиссии, а кумушка, любительница почаевничать.
ebooksa