– Революцию, товарищ Жадов, делали мы все, – мягко заметил Ягода. – Каждый на своём месте. Вы сами и телефонную станцию занимали, и Таврический дворец штурмовали. А товарищ Благоев всем руководил. И взятием дворца командовал. И надо разобраться, кто там на заводах воду мутит – действительно ли рабочие или подосланные агенты царской охранки… то есть агенты сбежавшего царя. Или те, кому и впрямь власть глаза застит, кто спит да свои декреты видит – и чтобы все спины гнули да исполняли?..
Благоев бросил быстрый взгляд на Ягоду – с известным удивлением, словно никак не ожидая от начальника особого отдела подобного красноречия.
– Да какая охранка! – досадливо отмахнулся Жадов. – Простые рабочие, такие же, как и я…
– Вы уверены, товарищ Жадов? Вы лично с ними говорили? С каждым? – продолжал вкрадчиво допытываться начальник особого отдела. – Но даже если и так, даже если каждый из них – самый настоящий пролетарий, во что я, кстати, не верю, – даже если так, то льют они сейчас воду на мельницы самой настоящей контрреволюции. И если так – с ними поступать надо со всей революционной суровостью. Вражеской пропаганде не место в красном Петербурге!
Благоев долго и пристально глядел на красного, как вареный рак, Жадова.
– Боюсь, товарищ заместитель, вам и впрямь надо подыскать другую работу, – в голосе Благомира Тодоровича зазвучал металл. – Командование батальоном сдадите мне лично. Вот тут у меня лежит… – он зашелестел бумагами, – лежит запрос на решительного и преданного делу революции командира, для назначения на должность начдива на Южном фронте, где готовится решительное наше наступление.
– Всегда готов отправиться туда, куда направит партия, – огрызнулся Жадов. – Партия, а не… – Он осёкся.
– А что такое «партия», товарищ Жадов? – ничуть не смутился Благоев. – Кто, по-вашему, может говорить от её имени? Кто может вам, бойцу революции, отдавать приказы? Или вы решили записаться в анархисты? Или вы теперь согласны исполнять только распоряжения товарища Троцкого? Или товарища Ульянова? Или кого-то ещё? Вы скажите, не стесняйтесь. Кому так повезло, к кому вы записались в личные порученцы?
Жадов стиснул кулаки, губы его плотно сжались. И всё-таки он заговорил, когда молчание сделалось уже совсем нестерпимым.
– Я выполняю приказы партии. Если она сказала, что я нужнее на Южном фронте – значит, я буду там. Где можно получить предписание?..
– Предписание у меня, вот здесь, – холодно сказал Благоев. – А вы, товарищ Шульц? Вы-то, надеюсь, не станете…
– Я прошу разрешения отправиться вместе с товарищем Жадовым, – перебила его Ирина Ивановна. – В любом штабе нужен хороший делопроизводитель.
Благоев на миг поднял бровь, затем пожал плечами.
– Очень жаль, Ирина Ивановна, но не смею вас задерживать. Сейчас лично выпишу вам мандаты.
Однако, несмотря на выписанные прямо в кабинете Благоева мандаты, выехать в штаб Южного фронта, расположившийся в Славянске, комиссару Жадову с Ириной Ивановной не удалось. Передача командования батальоном затянулась. Кто-то из бойцов заявил, что поедет добровольцем с Жадовым, кто-то вообще просил направить в какое-то другое место; Благоев приходил с телохранителями, молчаливыми здоровенными парнями, кого-то куда-то переводили, появилось сколько-то людей из отдела Ягоды.
В газете «Правда» появилась статья за подписью товарища Троцкого «Что такое коммунизм?» – где заявлялось, что нынешнее положение дел, «вызывающее справедливое возмущение трудящихся», сугубо временно, что очень скоро начнётся внедрение «элементов подлинно справедливого общества», и в качестве первой меры будет запрещена частная торговля; но уже на следующий же день её едко высмеяли два десятка других изданий, от эсеровских до «буржуазных» («монархические» уже не выходили).
«Бывших» по-прежнему выгоняли на работы – расчищать снег, колоть лёд, грузить дрова и уголь. По рабочим карточкам увеличили нормы – и одновременно повысили «коммерческие» цены. Арестовали несколько десятков «царских агитаторов», о чём с помпой распубликовали в печати.
Шли дни, а Жадов с Ириной Ивановной всё никак не могли выехать на юг. Центральный исполнительный комитет преобразовали в «Совет народных комиссаров»; новосозданные «наркомат по военным и военно-морским делам» никак не мог выправить последние документы, хотя дивизии формировались, и многие старые полки, сменив названия на новые безличные номера, эшелонами двигались к Харькову и дальше. Немцы и впрямь сидели тихо в Ревеле, Риге и Либаве, где ни о какой пролетарской революции отчего-то никто даже не слышал. Киев оказался во власти «гетманцев», и русское население с недоумением наблюдало явление чубатых хлопцев под жовто-блакитными прапорами. Хлопцев этих было относительно немного, но действовали они решительно, растерявшаяся полиция ничего не предпринимала, и из города на восток потянулись первые беженцы.
При этом поезда на Москву по-прежнему ходили.
О том, что творится «в логове гидры контрреволюции», известно было немного. «Правда» ограничивалась пространными, но малосодержательными статьями-«подвалами» типа «Новые зверства царских палачей» или «Казни рабочих на юге России», где просто писалось, что в таком-то местечке «царские каратели расстреляли сто пятьдесят человек», а в другом казаки якобы изрубили шашками целых двести.
ebooksa