Посольства великих держав меж тем оставались в целости и сохранности. Им была гарантирована полная дипломатическая неприкосновенность, подтверждены все права и привилегии, что прямодушного комиссара Жадова тоже весьма задевало:
– Мы же мировую революцию делаем!.. Зачем нам эти буржуйские засланцы? Что они тут сидят?
– Переходный период, Михаил, – терпеливо объясняла Ирина Ивановна. – Временно всё это. Да и к тому же – мы ж не собираемся воевать со всем светом вот прямо сейчас? Пролетарские революции должны созреть.
– Уж скорее бы созревали, – буркнул комиссар.
Они сидели на жёстком деревянном диванчике в приёмной зама наркома по кадрам. Уже повсюду введена была новая форма, со старых офицерских кителей, во множестве имевшихся на складах, спарывали погоны, пришивая петлицы с «кубарями», «шпалами» и ромбами. Жадов же по-прежнему ходил в кожанке без знаков различия, а Ирина Ивановна – и вовсе в гражданском.
– Товарищи! – Дверь приёмной приоткрылась. – Зайдите, пожалуйста!
Блондинистая секретарша с внушительным бюстом окинула их презрительным взглядом. Бросила, не переставая разом и курить, и печатать на «ундервуде»:
– Вот руководящее письмо в управление кадров. Там получите назначение на получение формы. Товарищ нарком подписал приказ о присвоении вам очередных воинских званий… в соответствии с занимаемой должностью. Распишитесь… здесь, здесь и здесь…
Жадов нахмурился. Взял бумагу, прочитал:
– «Начальник дивизии – начдив…» А это что?
– Приказ о назначении вас начальником формирующейся 15-й стрелковой дивизии, – недовольным тоном бросила блондинка. – Вам же был выписан товарищем Благоевым соответствующий мандат?
– Был, да. А почему…
– Товарищ заместитель наркома очень занят. Бумаги поручено вручать мне. – Секретарша надулась от важности.
Ирина Ивановна никаких вопросов задавать не стала. Молча расписалась, молча забрала приказы.
– Идёмте, Миша.
Но даже и после этого никуда выехать им не удалось. Никак не могли выправить проездные документы; и сама 15-я стрелковая дивизия, как оказалось, не имеет ничего, кроме начального приказа. Каким частям и соединениям надлежало войти в её состав, где они находятся, – никто не знал и ответить Жадову с Ириной Ивановной не мог. Наркомат по военным и военно-морским делам как-то очень быстро оброс бюрократией, всюду с озабоченными лицами бегали офицеры с новенькими петлицами на воротниках, тащили вороха бумаг… но дело никуда не двигалось.
Михаил Жадов теперь часто приходил в квартиру, где жила Ирина Ивановна – на Шпалерной, в доме бывшего министерства архивов. Хозяев не было – подруга Ирины Ивановны и её отец уехали «к родственникам в провинцию», как объяснила сама товарищ Шульц. Комиссар не стал донимать её расспросами.
Однако, несмотря на то что они часто оставались вдвоём, наедине в пустой квартире, Жадову и в голову не приходило попытать ещё раз счастья в объяснениях, не говоря уж о том, чтобы распустить руки. Ирина Ивановна не расставалась с оружием нигде и никогда, и – знал комиссар – свою честь она будет защищать, не останавливаясь ни перед чем.
А ещё он знал, что попытаться взять эти глаза силой – навсегда их потерять. Может, вместе с жизнью.
В декабрьский вечер, когда добрые люди уже начинали готовиться к Рождеству, кто – к традиционному, а кто – к «новому советскому», с «полным разоблачением поповских бредней», в квартире вдруг зазвенел дверной звонок.