Впереди маячили крыши очередного села, тёмного и безмолвного. Судя по картам, такие же сёла располагались справа и слева, все эти бесчисленные Михайловки, Николаевки или Степановки, но их ещё скрывал рассветный сумрак.
А потом заговорила артиллерия.
Над головами поневоле сбившейся в кучу конницы лопнули шрапнели, куда более мощные фугасные снаряды взметнули к небесам столбы дыма, земля и снег встали на дыбы. Артиллерия била с закрытых позиций, по заранее пристрелянным координатам, и не было вблизи батарей, чтобы лихим наскоком ворваться на них, порубив орудийную прислугу.
Часть красной конницы, однако, не поддалась панике, а сделала единственно правильное – атаковала, бросилась наступать, уходя из-под шрапнели вперёд, а не назад.
И тут оказалось, что окопы с траншеями у белых таки вырыты. И заняты пехотой. И пулемёты расставлены, и ленты в них заправлены, и номера готовы.
Падали кони, через головы их летели наездники. До окопов доскакали считаные единицы.
Но большая часть конных повернула назад, шрапнели преследовали их, корректировщики знали своё дело.
А ещё потом из-за домов вылетела уже белая конница – сводные эскадроны бывшей гвардейской кавалерии, армейцы, все, кто сохранил мужество сражаться. Они помчались следом, на свежих конях, линии их появились справа и слева, нацеливаясь на колонны красной пехоты, следовавшей за своими всадниками.
Командиры там, конечно, заподозрили неладное и стали разворачиваться в цепи, ставить пулемёты, но потом и над их головами стала рваться шрапнель – во множестве.
Рабочие полки не дрогнули, не побежали. Упрямо цеплялись за пустую снежную целину, за обочины дороги, сбивались плечо к плечу и спина к спине. Но – сделать уже ничего не могли.
Кто не бежал, того находила шрапнель. Кто бежал, того настигала та же шрапнель или сабли белой конницы, в запале она сама несла потери от своего же артиллерийского огня.
Разгром был полный.
Свежие части Добровольческой армии двинулись следом, на плечах бегущих устремившись в прорыв.
– Вставайте, товарищ начдив, – Ирина Ивановна стучала в дверь комиссара Жадова. Единственная в Изюме гостиница была реквизирована штабом фронта под размещение командного состава. – Вставайте, время службу исполнять.
– Что, что там такое? – Жадов распахнул дверь, сообразил, что в кальсонах, страшно смутился, запрыгнул вглубь комнатёнки, пытаясь хоть чем-то прикрыться.
– Прорыв под Екатеринославом. Наступление товарища Сиверса плохо кончилось. Я только что из штаба фронта. Добровольцы взяли Лозовую.
– Лозовую?! – охнул комиссар.
– Да. Нашу дивизию отправляют затыкать прорыв.
– Но… Ирина Ивановна… – Жадов понимал, что сейчас можно только так, официально и на «вы». – А вы-то как узнали?
– Дежурила в штабе. – Она пожала плечами. – Приняла доклад вместе с оперативным дежурным. Хотя, конечно, никто его тут так не называет. Одевайтесь, товарищ начдив-пятнадцать.