Рудольф Сиверс был бледен, но спокоен.
– Ваша задача не дать «белякам» уйти далеко от Лозовой. Свяжите их боем. Они же как делают – сажают войска в эшелон, впереди бронепоезд и погнали. А у нас Полтава не прикрыта ничем. Там вообще никакой власти, ни нашей, ни гетманцев. На левом нашем фланге тоже заваруха – Улагай пошёл на Миллерово. У казаков в станицах по Дону опять контрреволюционные выступления, митинги, препятствуют продотрядам. На мешках с хлебом сидят, пока Москва, Питер, Урал – голодают. Директива о расказачивании пришла, а выполняют её слабо, вяло, без подлинно революционного духа!.. Ну ничего, дайте беляков остановить, я этим нагаечникам покажу, где раки зимуют, – всех к ним отправлю, в Дон!
– Если Улагай атакует в направлении Миллерово, он же тем самым вам свой фланг подставил, – заметила Ирина Ивановна. – Атакуйте, не ждите, с такими, как Улагай, нельзя отдавать инициативу.
– Сам знаю, – буркнул Сиверс. – Войска фронта растягиваются всё шире, не все подкрепления надёжны… Начдив Жадов! Понятен ли вам боевой приказ?
– Так точно, товарищ комфронта, понятен.
– Исполняйте. Об обстановке докладывайте по телеграфу.
15-я стрелковая дивизия, имея ядром своим неплохо обученный и крепко сколоченный питерский батальон, несколькими эшелонами прибыла в нагое полустепное пространство к северо-востоку от Лозовой. Здесь сплошным бесконечным ковром лежали поля, перемежавшиеся редкими рощами да руслами небольших речек. Зима стояла суровая, потоки покрылись льдом. Перехватив двумя полками Полтавскую и Харьковскую железнодорожные ветки, Жадов отправил к окраинам Лозовой разведку.
– Странно… – Ирина Ивановна сидела верхом, прикладывая к глазам бинокль. Зимний день уже клонился к вечеру, над хатами у окраин Лозовой поднимались мирные дымки. – Неужели добровольцы ещё там? Им бы вперёд, а они встали.
– Выдохлись, гады, – в отличие от товарища Шульц, комиссар Жадов верхами ездить не умел. Городской, что с него взять. – Ну, мы им покажем…
– Что же мы им в точности покажем? – холодно осведомилась Ирина Ивановна. – Где противник, мы не знаем. Начнём обстреливать мирное селение? Обычных пахарей? Да они после этого к белым побегут, только пятки засверкают.
– Что же предлагает мой начальник штаба?
– Начальник штаба предлагает дождаться разведки. Если белые в Лозовой – постараемся их обойти. Если они настолько глупы, что сидят в городке, – могут оказаться в ловушке.
Разведка вернулась – двое бойцов из питерского батальона; перебивая друг друга, зачастили – мол, белые в Лозовой есть, видимо-невидимо, сидят по хатам, к отпору не шибко готовы. Особо не прячутся. Охранение выставлено, но для проформы, атаки явно не ждут.
Ирина Ивановна, бледная, но спокойная, сидя в седле, следила, как цепи рабочих полков приближаются к окраинам. Готовилась открыть огонь вся артиллерия дивизии; питерский батальон во главе с самим Жадовым заходил неприятелю в тыл.
Однако стоило вспыхнуть стрельбе, как добровольцы начали отход. Масса конницы, рассеиваясь, потекла через поля, старательно обходя не успевший развернуться батальон (теперь, правда, именуемый для пущей важности «полком»). Белые вовсе не собирались драться насмерть за Лозовую.
С наступлением сумерек городок оказался полностью в руках красных. Конница белых ушла, не приняв боя.
– И это мне очень не нравится, – закончила Ирина Ивановна.
Они с Жадовым и начальниками полков сидели в жарко натопленном доме местного священника. Семейство батюшки спервоначала попытались просто выкинуть на мороз, но Жадов решительно воспротивился:
– Ещё чего вздумали, революцию позорить!..
– Так он же поп!