Двери в полночь

22
18
20
22
24
26
28
30

Он смотрел на меня и молчал. В его глазах было что-то такое, что мне стало страшно — не за себя, за него. А еще… Это чувство, когда знаешь, что должно случиться что-то плохое, но еще не знаешь, что. Как будто за спиной кто-то открыл дверь на улицу, и тело холодеет. Вот и у меня позади кто-то взялся за ручку…

— Да что, наконец, такое?!

— Мне надо с тобой поговорить, — выдохнул он. Слова после этого долгого молчания упали в окружавшую нас тишину свинцовыми листами.

Кто-то за моей спиной повернул ручку, освобождая замок.

— Может, не надо? — Я попыталась улыбнуться, но вышло как-то криво. — А то каждый раз, как ты со мной говоришь, оказывается, что случилось что-то плохое.

Я хотела засмеяться, но смех застрял в горле.

Шеф положил руку на плед и осторожно, как будто рассеянно, взял меня за пальцы. Он смотрел на наши руки, и я не решалась даже двинуться под его взглядом. Его — с длинными пальцами, почти белые, и мои — с коротко остриженными ногтями, вечно в мелких бумажных порезах.

— Прежде чем я начну… Помни, я всегда хотел тебе только добра.

Кто-то потянул дверь на себя.

— Так говорят обычно, когда получилось совсем даже не добро…

Шеф поднял на меня глаза, не отпуская пальцев, и я поняла, что сейчас надо просто заткнуться.

— Чирик, — он чуть улыбнулся, и я увидела, как от улыбки у него в углах глаз побежали морщинки, — я должен рассказать тебе нечто, что звучит как глупая выдумка, но является абсолютной правдой. И я прошу тебя поверить мне.

Я молча кивнула.

Шеф крепче сжал мои пальцы, будто боясь, что я сейчас встану с кресла и убегу. Он снова опустил взгляд вниз, задумчиво поглаживая большим пальцем плед.

— Это началось… очень-очень давно… Представь себе землю, совершенно отличающуюся от того, что ты знаешь. Ни стран, ни городов. Только небольшие поселения. Даже погода была иной: почти постоянно светило солнце, ночи были теплыми — люди жили в шатрах. Недалеко от нашего дома, чтобы быстро прийти по зову.

Он замолчал. Глаза смотрели в прошлое, с лица сошло выражение вечной тревоги, он будто стал самим собой, беззаботным и веселым.

— Мы жили долго, Чирик. Очень, очень долго. Я был самым младшим и проводил дни в праздности. Мир был другим, более скучным — все больше песок да вода, редко где попадались деревья. Конечно, там, где жили наши люди, мы старались обустроить все как можно лучше — мы заботились о них.

— Люди… служили вам? — тихо спросила я.

Шеф поднял на меня печальный, как будто оправдывающийся взгляд:

— Мы были хорошими хозяевами, Чирик. Правда, хорошими.