— Ладно. Как говорил Иувин? Каждый сам себе лучший учитель? — Захарус перевел глаза на Ферро; тут же его птицы разом посмотрели на нее. — А эта у тебя странная.
— У нее в жилах течет кровь.
— А еще нужен тот, кто может говорить с духами.
— Вот он, — Байяз кивнул в сторону Девятипалого. Большой розовый занимался седлом, но тут поднял удивленные глаза.
— Он? — Захарус нахмурился. Это гнев, решила Ферро, но еще и немного печали, и немного страха. Птицы на его плечах, на голове и верхушке посоха встрепенулись, распахнули крылья, захлопали и закричали.
— Послушай меня, брат, пока не поздно. Брось это безумие. Я пойду с тобой против Кхалюля. Я пойду с тобой и с Юлвеем. Мы втроем, как в Старые времена, как против Делателя. Маги вместе. Я помогу тебе.
Последовало долгое молчание, лицо Байяза прорезали глубокие морщины.
— Ты поможешь мне? Предложил бы ты мне помощь давным-давно, после падения Делателя, когда я просил тебя. Тогда мы могли бы покончить с безумием Кхалюля до того, как оно пустило глубокие корни. А сейчас весь юг кишит едоками, которые превратили мир в свою площадку для игр и в открытую пренебрегают торжественной клятвой нашего хозяина! Думаю, нас троих не хватит. И что тогда? Попытаешься оторвать Конейл от ее книг? Отправишься разыскивать Леру — под каким камнем спряталась она под всем Земным кругом? Вернешь Карнаулта из-за океана или Ансельми и Сломанного зуба из страны мертвых? Маги вместе, да? — Байяз презрительно усмехнулся. — Это время ушло, брат. Корабль ушел, давным-давно и навсегда. И ушел без нас!
— Ясно! — прошипел Захарус, и его воспаленные глаза выкатились еще больше. — А если ты найдешь то, что ищешь, что тогда? Всерьез полагаешь, что сможешь им управлять? Смеешь надеяться, что сумеешь то, чего не смогли Гластрод, Канедиас и сам Иувин?
— Я многому научился на их ошибках.
— Сомневаюсь! На преступление ты ответишь худшим!
Тонкие губы и впалые щеки Байяза обозначились еще четче. А вот у него ни печали, ни страха, но очень много гнева.
— Не я затеял эту войну, брат. Разве я нарушил Второй закон? Разве я половину Юга превратил в рабов, чтобы потешить собственное тщеславие?
— Нет, но мы все завязли, и ты — больше других. Странно, как я помню то, о чем ты забываешь. Как ты ссорился с Кхалюлем. Как Иувин хотел вас расцепить. Как ты разыскивал Делателя, чтобы он поделился своими секретами. — Захарус рассмеялся, словно закудахтал, и птицы закаркали и закричали. — Но ведь он не собирался делиться дочерью, а, Байяз? Дочь Делателя, Толомея? Для нее есть место в твоей памяти?
Глаза Байяза холодно блеснули.
— Пусть вина моя, — прошептал он. — Мне и исправлять…
— Думаешь, Эус учредил первый закон по прихоти? Думаешь, Иувин спрятал на краю Мира совершенно безопасную штуку? Это… это зло!
— Зло? — Байяз презрительно хмыкнул. — Слово для детей. Этим словом невежды обзывают тех, кто не согласен с ними. Я думал, мы отказались от таких представлений века назад.
— Но риск…
— Я решил. — В голосе Байяза появилась сталь, и хорошо отточенная. — Я размышлял долгие годы. Ты сказал свое слово, Захарус, но не предложил мне выбора. Попробуй меня остановить, если сможешь. Или отойди в сторону.