— Их там внизу целые тысячи.
— Тогда вам лучше начинать немедленно.
Шагнув за порог, Глокта чуть не отшатнулся. Жара внутри стояла почти непереносимая, вонь пота и горелой плоти неприятно щекотала горло.
Глокта вытер уже слезящиеся глаза тыльной стороной дрожащей ладони и вгляделся во тьму. Смутно виднелись силуэты трех практиков. Они стояли в круг, лица в масках подсвечены снизу яростным оранжевым пламенем жаровни. Яркая кость и черная тень. Демоны в аду.
Рубашка Витари, пропотевшая насквозь, липла к плечам, лицо прорезали яростные складки. Секутор разделся до пояса и тяжело, с хрипом, дышал через маску; мокрые от пота волосы болтались. Иней, взмокший словно во время ливня, стоял, роняя жирные капли на бледную кожу, мышцы сжатых челюстей вздулись. Единственной во всей камере, кто не показывал никаких признаков дискомфорта, была Шикель. Девчонка счастливо улыбалась, пока Витари вжимала шипящее железо ей в грудь.
«Как будто это счастливейший момент в ее жизни».
Глокта сглотнул, глядя на открывшуюся ему картину, и вспомнил, как выжигали клеймо ему самому. Как он просил, умолял, рыдал о пощаде. Вспомнил ощущение прижатого к коже металла. Обжигающий жар ощущается почти как холод. Бессмысленный звук собственного крика. Вонь горящей собственной плоти. Он и сейчас помнил этот запах. Сначала испытываешь на себе, потом сам мучаешь других, потом просто отдаешь приказ. Таков ритм жизни. Глокта пожал натруженными плечами и прохромал в комнату.
— Что нового? — каркнул он.
Секутор, кряхтя, выпрямился и выгнул спину, вытер лоб и стряхнул пот на липкий пол.
— Не знаю, как она, но я уже наполовину готов.
— Мы не сдвинулись с места! — выпалила Витари и швырнула почерневшее железо в жаровню, подняв сноп искр. — Мы применяли клинки, мы применяли молоты, мы пробовали воду и огонь. Она не сказала ни слова. Эта сучка — каменная.
— Она мягче камня, — прошипел Секутор, — но она не такая, как мы.
Он взял со стола нож, коротко блеснувший оранжевым в темноте, нагнулся и прорезал длинную рану в предплечье Шикель. Ее лицо оставалось безмятежным. Края раны разошлись, блеснув яростно-алым. Секутор сунул палец в рану и повернул. Шикель словно вовсе не чувствовала боли. Секутор вытащил палец и поднял его, потерев кончик о большой палец.
— Он даже не намок. Как будто режешь труп недельной давности.
Глокта почувствовал, как дрожит нога, и, поежившись, скользнул в пустое кресло.
— Конечно, это ненормально.
— Неефтефтфенно, — буркнул Иней.
— Но она уже не исцеляется, как прежде.
Новые порезы на спине остались открытыми. Открытыми, безжизненными и сухими, как мясо в лавке мясника. И ожоги не проходили. Черные горелые полосы на коже — словно на пережаренном мясе.
— Просто сидит и смотрит, — встрял Секутор. — И ни словечка.