Тут уж расхохотались все — кроме, конечно, Ищейки.
— Да пошли вы все, — прорычал он. — Можете друг у друга пососать. Тогда хотя бы заткнетесь.
Доу похлопал его по плечу.
— Не думаю. Ты знаешь, как Тул любит говорить с набитым ртом!
Тул прижал ладонь к лицу, и от смеха у него из ноздри вылетела сопля. Ищейка сердито посмотрел на него, но с тем же успехом можно было пытаться взглядом остановить камнепад. Не помогло.
— Ладно, лучше затихните, — пробормотал Тридуба, впрочем, продолжая улыбаться. — Кому-то стоит подобраться поближе. Надо посмотреть, сможем ли мы выяснить, где мальчики Бетода, до того как войска Союза повалят по этой дороге, как кучка идиотов.
У Ищейки упало сердце.
— Кому-то? И кому же из вас, сволочей?
Черный Доу улыбнулся и похлопал Ищейку по плечу.
— Думаю, кто грел свой сучок вчера ночью, с утра может и померзнуть, а, парни?
Ищейка крался между деревьями, держа лук и стрелу наготове, но не натягивал тетиву, опасаясь случайно прострелить себе ногу или еще что. Он раньше видел такое и не собирался скакать на одной ноге в лагерь и объяснять остальным, откуда у него в ноге собственная стрела. Он станет посмешищем навеки.
Ищейка опустился на колени и стал вглядываться сквозь деревья, просмотрел на землю — голая бурая земля, пятна снега, мокрые сосновые иголки и… Ищейка затаил дыхание. На земле был след ноги. Наполовину в грязи, наполовину в снегу. Снег падал и таял, падал и таял безостановочно. Сегодня след не продержится долго. Значит, свежий. Ищейка понюхал воздух. Никакого запаха, но на морозе труднее что-нибудь унюхать — нос окоченел. Ищейка двинулся туда, куда указывал след, оглядываясь вокруг. Вот еще след и еще. Кто-то явно шел этим путем, и недавно.
— Ты Ищейка, верно?
Он застыл, сердце заколотилось, как каблуки по лестнице. Ищейка повернулся посмотреть, откуда донесся голос. В десяти шагах на поваленном дереве сидел человек. Прислонившись спиной к большой ветке, он закинул руки за голову и вытянулся, словно собирался спать. Длинные черные волосы падали на лицо, но один глаз внимательно следил за Ищейкой. Человек медленно сел прямо.
— Это я оставлю здесь, — сказал он, показывая на тяжелый топор, наполовину ушедший в гнилой ствол, и на круглый щит, прислоненный рядом. — Теперь ты видишь, что я хочу поговорить, и я хочу сдаться. Что скажешь?
Ищейка поднял лук и натянул тетиву.
— Сдавайся, если должен, но, если попробуешь что-нибудь выкинуть, я прострелю тебе шею.
— Справедливо. — Длинноволосый соскользнул со ствола, оставив оружие позади, и вышел вперед между деревьями. Он шел, наклонив голову, но все равно оставался высоким, подняв руки ладонями наружу. Мирный с виду, что и говорить, но Ищейка не хотел никаких неожиданностей. Мирный с виду и мирный — вещи разные.
— Могу напомнить, — произнес человек, подойдя ближе, — чтобы сразу добиться доверия между нами, что ты меня не замечал. Будь у меня лук, я мог бы пристрелить тебя на месте. — Это была правда, но Ищейке она не понравилась.
— А у тебя есть лук?