— Дело в том, что…
«Дело в том, что…»
Хлоп, хлоп, хлоп. Глокта резко открыл глаза. На улице было еще почти темно. Только мутный отсвет пробивался через занавески. Кто приходит колотить в дверь в такой час? Добрые вести являются при свете дня.
Хлоп, хлоп, хлоп.
— Да, да! — проскрежетал он. — Я хромой, а не глухой! Я чертовски хорошо слышу!
— Тогда откройте проклятую дверь! — Голос из коридора звучал приглушенно, но не узнать стирийский акцент было нельзя. Витари, сучка. А кто же еще — посреди ночи? Глокта изо всех сил старался не стонать громко, осторожно выпрастывая затекшие конечности из-под жаркого одеяла, аккуратно поворачивая голову из стороны в сторону, пытаясь размять затекшую шею. Размять не удалось.
Хлоп, хлоп.
«Интересно, когда последний раз женщина ломилась в дверь моей спальни?»
Глокта схватил трость с ее привычно места — у матраса, — потом прикусил одним из оставшихся зубов губу и тихонько закряхтел, выбираясь из кровати и опуская ногу на пол. Он толкнул тело вперед, зажмурившись от обжигающей боли в спине, и наконец сумел сесть, отдуваясь так, словно пробежал десять миль.
«Бойтесь меня, бойтесь меня, все должны меня бояться! Если, конечно, я выкарабкаюсь из кровати».
Хлоп.
— Да иду же, черт подери!
Он поставил на пол трость и качнулся, пытаясь встать.
«Осторожно, осторожно».
Мышцы изуродованной левой ноги неистово дрожали, заставляя ступню без пальцев дергаться и биться о пол, как умирающая рыба.
«Черт побери этот ужасный довесок! Она ощущалась бы, как чужая, если б не болела так. Но тише, тише, нам надо быть аккуратнее».
— Шш, — прошипел он, как родитель, пытающийся утихомирить вопящего ребенка, и мягко помассировал истерзанную плоть, стараясь дышать медленно. — Шш…
Судороги медленно успокоились до приемлемого дрожания.
«Боюсь, на большее уже можно не рассчитывать».
Он сумел одернуть ночную рубашку и, добравшись до двери, сердито повернул ключ в замке и открыл дверь. Витари стояла в коридоре, прислонившись к стене, — темный силуэт в тени.