Окно легонько стукнуло о раму от холодного порыва ветра.
«Едок, который забрался через окно? Странно для агентов пророка оставлять такие подсказки. И почему не съесть совсем, как Давуста? Внезапно пропал аппетит? Или мы должны так подумать?»
— С телохранителем говорили?
Сульт небрежно махнул рукой.
— Он говорит, что всю ночь простоял у двери, как обычно. Услышав шум, вошел в комнату и нашел принца вот в таком виде, еще истекающего кровью. Окно открыто. Он немедленно послал за Хоффом. Хофф послал за мной, я — за вами.
— Во всяком случае, охранника следует допросить по всем правилам… — Глокта посмотрел на сжатую руку Рейнольта. В ней что-то было. Глокта с усилием нагнулся, трость дрожала под его весом, и двумя пальцами вытащил то, что там было. Интересно. Кусок ткани. Кажется, белая, но сейчас стала почти вся темно-красная. Глокта расправил обрывок и поднял повыше. Золотая нить слабо блеснула в слабом свете свечи.
«Я видел такую ткань раньше».
— Что это? — рявкнул Сульт. — Нашли что-нибудь?
Глокта молчал.
«Возможно, но что-то очень легко. Почти чересчур легко».
Глокта кивнул Инею. Альбинос потянулся и стащил мешок с головы императорского посланника. Тулкис заморгал от резкого света, глубоко вздохнул и оглядел комнату. Грязно-белая коробка, слишком ярко освещенная. Он заметил Инея, нависшего у него над плечом. Заметил Глокту, сидящего напротив. Заметил шаткие кресла, запачканный стол, на котором стояла полированная коробка. Но он, похоже, не заметил маленькую черную дырочку в самом углу, за головой Глокты. И не должен был. Через эту дырочку архилектор наблюдал за происходящим. Через нее он слышал каждое произнесенное слово.
Глокта смотрел на посланника в упор. Именно в первые моменты человек часто выдает себя.
«Интересно, что первое он скажет? Невиновные спрашивают, в каком преступлении их обвиняют…»
— В каком преступлении меня обвиняют? — спросил Тулкис.
Глокта почувствовал, как задергалось веко.
«Конечно, если виновный умен, он может задать тот же вопрос».
— В убийстве кронпринца Рейнольта.
Посланник моргнул и откинулся в кресле.
— Мои глубочайшие соболезнования королевской семье и всему народу Союза в этот черный день. Но неужели это действительно необходимо? — он кивнул на длинную цепь, обмотанную вокруг его обнаженного тела.
— Необходимо. Если вы тот, кем мы вас считаем.