– Тогда езжай. – Лэмб оглянулся, развернувшись в седле. Позади, над заросшими лесом горными склонами полыхало зарево. Наемники разложили в середине Бикона огромный костер, чтобы осветить свой праздник. – Дорога хорошая, луна будет светить долго. Не останавливайся до утра, гони лошадей быстро, но размеренно. Завтра ты будешь в Кризе.
– Куда торопиться?
Лэмб вздохнул, выпустив облачко пара в звездное небо.
– Будут неприятности.
– Мы возвращаемся? – спросила Шай.
– Ты нет. – Тень от полей шляпы падала на его лицо, и только глаза горели в темноте. – Я.
– Что?
– Ты отвозишь детей. А я возвращаюсь.
– Ты сразу так задумал, да?
Он кивнул.
– Только хотел, чтобы мы отъехали подальше.
– У меня было мало друзей, Шай. Еще реже я поступал правильно. Можно посчитать на пальцах одной руки. – Он поднял кулак, глядя на обрубок среднего пальца. – Даже по пальцам этой руки. Все идет так, как должно идти.
– Ничего подобного. Я не позволю тебе идти одному.
– Позволишь. – Он заставил коня подойти ближе, глядя Шай прямо в глаза. – Знаешь, что я почувствовал, когда мы перевалили через холм и я увидел, что ферму сожгли? До того, как возникли горечь, страх, жажда мести? Знаешь?
Она сглотнула пересохшим горлом, не желая отвечать и не желая знать ответ.
– Радость, – прошептал Лэмб. – Радость и облегчение. Потому что я сразу понял, что должен делать. Кем я должен быть. Сразу понял, что могу положить конец десяти годам притворства. Человек должен быть тем, кто он есть, Шай. – Он снова посмотрел на руку и сжал четырехпалый кулак. – Я не испытываю… злости. Но то, что я делал. Как это можно назвать?
– Ты не злой, – прошептала она. – Ты справедливый.
– Если бы не Савиан, я убил бы тебя в пещерах. И тебя, и Ро.
Шай поперхнулась. Это она и сама отлично понимала.
– Если бы не ты, мы никогда не вернули бы детей.