Почему-то ее выбор слов показался Лео опасным.
Снаружи, из прихожей, послышался гулкий стук в дверь. Хоть это и было абсурдно, Лео почувствовал, как все его тело напряглось.
– Помоги мне встать.
Савин вытащила его из кресла, действуя без особой деликатности, и он скривился, когда его вес пришелся на железную ногу. Лео был прав: он действительно мог ходить. Но и Савин была права: это было чертовски больно.
– Я буду в соседней комнате, – сказала Савин. – На случай, если возникнут затруднения.
– И чем ты сможешь помочь?
– Я что-нибудь придумаю.
И она затворила за собой дверь, оставив его одного. Лео стоял, чувствуя, как пульсирует его культя, как грохочет кровь в висках. Из прихожей слышались голоса.
Он подумал о том, какую позу ему принять, но когда у тебя только одна нога, причем раненная, и одна рука, которая должна держать костыль, вариантов не так уж много. Так что когда дверь с грохотом распахнулась и Гарун впустил в комнату старейшего из его друзей, Лео все так же стоял посредине ковра, скособочившись, с неуверенной улыбкой на лице.
– Юранд!
Лео не был готов к такому наплыву чувств. У него перехватило дыхание. Многие месяцы он был вынужден якшаться с изменниками, бандитами и трусами, и вид этого знакомого, искреннего лица, по-прежнему миловидного, был все равно что зажженная лампа в темном угольном погребе. Как будто какая-то часть его существа, умершая под Стоффенбеком, – пожалуй, лучшая его часть, – внезапно снова возродилась к жизни.
Больше всего на свете ему хотелось упасть в объятия Юранда и больше никогда его не отпускать. Он уже собрался сделать это. Но потом он увидел потрясенное лицо своего друга, его расширившиеся глаза. Взгляд, перебегающий от его шрамов к бесполезной руке, к железной ноге. Как если бы рушащиеся стены Агрионта придавили его своей тяжестью, на Лео обрушилось понимание того, насколько он изменился с тех пор, как они в последний раз видели друг друга. Насколько он обезображен, искалечен. Он превратился в развалину!
Лео отвернулся. Он бы с радостью закрыл покрытое шрамами лицо левой рукой, если бы мог без посторонней помощи вытащить ее из-за отворота куртки.
Его слова прозвучали вымученным, сдавленным хрипом:
– Я не могу передать… как я рад, что ты приехал…
Потрясение миновало, и Юранд сердито выпятил подбородок.
– Я здесь потому, что леди Финри приказала мне ехать. Не потому, что ты попросил.
Его слова утонули в повисшем между ними молчании. Лео сглотнул. Еще недавно гордость заставила бы его гневно покинуть комнату. Но похоже, его гордость помещалась в ноге: в последнее время она редко его беспокоила.
– Как она?
– Беспокоится. Ужасно беспокоится о тебе, но не показывает виду. Ей теперь приходится снова собирать Инглию воедино. Я, вообще, не знаю, что бы было, если бы не она. Она великий лидер.