Огарок глубже закутался в шарф.
– Нет уж, я лучше постою здесь.
– Как мне повезло, – иронически отозвалась Вик.
Впрочем, если хоть раз в жизни быть честной, она была рада его компании. Таково было печальное следствие жизни, которую она для себя выбрала, приговор, который сама себе вынесла: единственный человек, которому она доверяла, был тем самым, кого она шантажом заставила предать своих друзей.
Пайк широкими шагами вышел из погреба, натягивая перчатки.
– Отличная работа, главный инспектор Тойфель! – проскрипел он, наблюдая, как констебли цепочкой тянутся вверх по ступенькам и вываливают охапки бумаг на повозку. Пара листков, вырвавшись на волю, спорхнули на землю и застряли в полузастывшей грязи. – Банк, спрятанный в погребе винного торговца! Мы загнали их под землю, как крыс.
– Если это можно назвать банком, – отозвалась Вик. – Они ссужали деньгами сутенеров и скупщиков краденого – здесь, в трущобах, – держали ломбарды и забегаловки, инвестировали в игорные дома, курильни шелухи, ночлежки, бордели…
– Банк для преступников, – пробормотал Огарок.
Пайк сощурил глаза:
– Все банки преступны. Возможно, здесь оперировали меньшими суммами и под более высокие проценты, но прибыли текли в те же самые сундуки. В те же самые карманы. В те же самые бездонные колодцы алчности! Этот погреб был таким же филиалом банкирского дома «Валинт и Балк», как и то великолепное здание у Четырех Углов. – (Огромная дверь его хранилища, кстати, до сих пор сопротивлялась любым попыткам слесарей, инженеров и операторов гуркского огня.) – Корни этих отвратительных учреждений проникли глубоко во все части Союзного общества. – Пайк скривил губу, наблюдая за бумагами, сгружаемыми на повозку. – Это паутина долгов и коррупции, тянущаяся от самых ничтожных к самым великим. Это гниль, которую необходимо выжечь. – Двое констеблей выволокли на улицу визжащего клерка. – Без сомнений. – В воздухе замелькали дубинки, черные на фоне языков пламени. – Без колебаний. – Обмякшее тело потащили прочь с болтающейся головой. – Без пощады.
Развязанная Пайком война с банками выглядела все более фанатичной – но никто не мог отрицать, что фанатизм был сейчас в моде.
– А что насчет всего остального? – спросила Вик.
Комиссар повернулся к ней. Его дыхание клубилось облаком вокруг поднятого воротника.
– Что насчет всего остального?
– Я признаю, мятежей в последнее время не было…
– Слишком холодно, – шепнул Огарок, пытаясь собрать тепло своего дыхания в побелевших ладонях.
– …Но грабежей, разбоя, насилия сейчас ничуть не меньше, чем когда Ризинау был председателем.
– Даже больше, – пробормотал Огарок. – Если это возможно.
– На улицах полно бездомных. Полно отчаявшихся и голодных. Они приходят отовсюду в поисках работы – притом что работы в городе меньше, чем когда бы то ни было! Фабрики закрываются. Мануфактуры разрушены. Ни угля, ни пищи… – Вик облизнула обветренные губы, глядя, как из погреба вытаскивают закованных в кандалы работников «Валинта и Балка». – Ни денег.
– Нам следует сосредоточить свои усилия на крупных преступлениях. О мелких позаботятся сжигатели.