Мудрость толпы

Она с кряхтением подалась вперед. Проклятье, как же все болело!

– Дело в том – поверьте той, кто провела дюжину лет в тюрьме, – что в конечном счете людей не так уж волнует свобода. Они хотят, чтобы им было тепло, сытно и не приходилось ни о чем беспокоиться. В особенности им не хотелось бы беспокоиться о том, что их могут сбросить с башни за то, что они надели не те сапоги!

Сарлби хмуро уставился в стол – во всяком случае, она решила, что он хмурился. Было трудно сказать, поскольку его лица было почти не видно.

– Правда была на нашей стороне, – пробормотал он, хотя это звучало так, словно он пытался убедить себя, а не ее. – Вы еще увидите.

– Сильно в этом сомневаюсь. И точно знаю, что вам это не предстоит. – Всадив большой палец в онемевшее бедро, Вик поднялась и вышла из-за стола. – Потому что завтра вас повесят.

…Огарок ждал снаружи, в пахнувшем сыростью коридоре, с книгой в руке. Он уставил на нее свои большие печальные глаза, словно даже сейчас продолжал надеяться, что у нее могут найтись какие-то ответы. Проклятье, как же он был похож на ее брата! От этого она почувствовала себя еще более усталой.

– Записать его туда же? – спросил он, пристраиваясь рядом с ней.

Звуки их шагов отдавались глухим эхом от сырых стен. Вик нечленораздельно буркнула, поглядывая на двери, мимо которых они проходили. Огарок покачал головой, делая крошечную пометку в своей книге:

– Кажется, списки лорда-регента даже длиннее, чем были у Судьи. Хорошо хоть с ними кончают по-тихому, а не размазывают по сухому рву.

– Это, по-твоему, лучше?

– Наверное, когда разберутся с этими, все закончится. Снова будет нормальная жизнь.

– То же самое говорили и ломатели. А до них, если на то пошло, то же самое говорил архилектор. «Осталось вычеркнуть еще пару имен. Дойти до конца списка, и все»… Вот только список постоянно продолжает удлиняться. – Она отважилась осторожно хмыкнуть: тихий писк едва шевельнувшегося воздуха посреди ее распухшего лица, привкус соленой слизи в глубине, которую ей никак не удавалось проглотить. – У нас должны быть враги, Огарок. Всегда.

– Ты прямо-таки сияешь оптимизмом.

– Оптимизм – не самое подходящее мировоззрение для палача. Тем более для палача со сломанным носом.

Они обогнули угол, и Вик встала как вкопанная.

– Кровь и ад, – выдохнул Огарок.

Они ожидали ее прихода, и все же вид Савин дан Брок в подвалах Допросного дома был столь же шокирующим, как вид бриллианта, валяющегося в сточной канаве. Она выглядела совсем другой женщиной, нежели та безупречно-лощеная дорогая кукла, с которой Вик познакомилась в подпрыгивающем экипаже по пути в Вальбек. Возможно, у нее осталось то же идеальное самообладание, тот же оценивающий взгляд, но теперь в ней было больше честности. Больше человечности. Меньше драгоценностей и украшений, море целомудренной белизны. «Мать нации» – так ее теперь называли. Каким-то образом ей удалось даже коротко остриженные волосы и шрам обратить к своей пользе. Она не просто выглядела прекрасной, но еще и показывала, что ей наплевать, что думают о ее внешности другие.

– Леди-регент. – Вик неловко поклонилась. – Приношу свои извинения, но мой реверанс – неподходящее зрелище для дамы с вашими изысканными вкусами.

– Поверьте, инквизитор Тойфель, я видала вещи и пострашнее… Вы ведь теперь снова инквизиторы?

– Не уверена, что сейчас хоть кто-то знает наверняка, как что называется.