– Да, нам всем приходится прокладывать курс через неизведанные воды. – Тем не менее сама она выглядела так, словно в точности знала, куда направляется. – А как ваши дела, мастер Огарок?
– Сносно… – он с трудом сглотнул, – миледи.
– Сносно – это лучшее, на что сейчас можно надеяться. Насколько я понимаю, вы оба принесли клятву верности моему сыну?
Вик подняла брови. Даже на это требовалось усилие.
– После того, как я многие годы проработала на вашего отца – вашего приемного отца, а не того, другого, – я научилась понимать намеки. У меня было отчетливое ощущение, что предложение вашего мужа состоит в том, чтобы принести клятву и остаться в инквизиторском кресле – или отказаться это сделать и пересесть по другую сторону стола. К тому же я всегда была лгуньей и предательницей, так что… для меня в этом не было ничего сложного. – Она обреченно пожала плечами. – Совсем не в моем духе вставать на пути нового Союза… или теперь это уже
Надо отдать ей должное, леди-регент своим видом показала, что ощущает некоторую вину за то, как все обернулась. У нее это вышло даже изящно.
– Поверьте, все обернулось совсем не так, как я хотела.
Никогда нельзя показывать людям свои чувства. Нельзя позволять им думать, что у тебя вообще есть чувства. Показывать, что тебе больно, – значит, напрашиваться на боль.
Но Вик была такой уставшей, и сломленной, и больной! По какой-то причине она могла думать только о последней печальной улыбке Сибальта. О Малмере и остальных, оставшихся болтаться над Вальбекской дорогой. Обо всех именах, выдолбленных на площади Мучеников. Обо всех людях, которых столкнули с Цепной башни.
Помимо воли она шагнула ближе к Савин, глядя ей прямо в глаза, обнаружив, что в кои-то веки говорит от чистого сердца:
– Просто… пообещайте, что станет лучше. – Было трудно глотать, словно ее горло все еще сжимали пальцы капрала Лыбы. – Необязательно, чтобы это был какой-то рай на земле. – Слова приходилось выталкивать через стиснутые зубы. – Но все это не может оказаться
На мгновение в этом замызганном коридоре повисло молчание. Леди-регент смотрела на Вик так, словно видела ее впервые. Потом она тихо кивнула:
– Я понимаю. И сделаю все, что смогу.
– Хорошо. – Вик хрипло кашлянула. – Хорошо…
Она отвернулась, пытаясь сглотнуть стоявший в горле комок, вытирая глаза костяшкой пальца. Огарок стоял возле стены, уставясь на нее так, словно увидел Эуса, восставшего из могилы.
– Что? – рявкнула на него Вик.
– Ничего, – пискнул он.
Она выпятила подбородок и схватилась за дверную ручку.
– Тогда продолжим.
…Она никогда не питала к пленникам особенной неприязни. Даже неодобрение в последнее время давалось ей с усилием. Но для этого субъекта можно было сделать исключение.