Плач Агриопы

22
18
20
22
24
26
28
30

Наконец, шумные торговые улочки остались позади. На небольшом возвышении, перед всадником предстал Буврейский замок. Все семь его мрачных башен чёткими чёрными силуэтами разрезали закатное красноватое небо. Солнце садилось — огромное, отливавшее червонным золотом, — но шум в городе не затихал. Город не то веселился, не то тосковал под властью англичан, сдавшись им без боя, — и делал это без стесненья и робости. Зато Буврейский замок хранил молчание. Может, именно поэтому под его стенами не любили болтаться горожане. Замок походил на уродливое насекомое. Странное сочетание — крепости, резиденции юного десятилетнего короля Генриха Шестого, и тюрьмы для особо опасных преступников.

Всадника интересовала единственная, последняя, ипостась замка. Прежде он бывал здесь лишь единожды, но твёрдо знал, куда направляться. Его ждали в башне Куроне — Коронованной башне, — в той, что выходила «на поля»; в той, что словно бы отвернулась от жирного Руана.

У ворот замка всадник спешился и, даже не привязав лошадей, подошёл к посту королевской стражи.

- Я прибыл из Парижа, по приглашению его Преосвященства Пьера Кошона. — Произнёс он ломким и тонким голосом. — Позовите сюда графа Уорвика, коменданта замка. Пускай он проводит меня в тюрьму.

- В тюрьму? — Хохотнул стражник. — А кто ты таков, чтобы граф Уорвик сделался твоим провожатым? В тюрьме для тебя, может, и найдётся место, но у коменданта Буврея уж точно нет времени на пилигримов. Здесь тебе ничего не перепадёт, иди-ка своей дорогой подобру-поздорову. Или вот что я тебе скажу…

И тут стражник впервые соизволил взглянуть незнакомцу в лицо…

На мгновение ему показалось, собеседник вовсе не имеет лица. Вместо него — непроницаемое белое покрывало; густая паутина, затянувшая рот, нос, глаза. Стражник был не робкого десятка — других не брали в охрану Буврейского замка, — потому он, пытаясь разогнать морок, не отвернулся, не побежал. Он придвинулся поближе, прищурился, добавляя остроты взгляду.

И только потом отшатнулся.

Перед ним стоял бешеный. Тот самый, что едва не распорол его от макушки до пят своим страшным зазубренным мечом в битве при Кане. Тогда стражнику повезло: его брат, сражавшийся с ним плечом к плечу, принял удар жестокого меча на себя. Бросился вперёд, на бешеного, и остался без головы. Стражник видел, как подкатилась, приминая незабудки и высокую траву, ему под ноги голова брата. Он оплакивал его одно мгновение, а потом, пока громила распрямлялся для нового удара, поднырнул тому подмышку и простым кинжалом — не мечом, — дотянулся до сердца врага. Тот бешеный был мёртв. Это стражник знал наверняка. И вот — он явился за ним, пришёл в Руан из-под самого Кана, или из преисподней?

На стражника словно бы дунул ветер; охолодил лоб и бока. Морок развеялся. Пилигрим обрёл лицо — ничем не примечательное; такого встретишь на улице — и тут же забудешь. Но стражник был не дурак. Он уже знал, кто перед ним: сама смерть. Для какой-то нужды ей захотелось попасть в замок, и перечить — бесполезно. Стражник молча поклонился всаднику. Он склонился до земли. И отправился в замок.

Коменданта Уорвика стражник привёл быстро. Тот, впрочем, и впрямь ждал гостя: даже не устроил подчинённому выволочку — мол, за каким дьяволом беспокоит по пустякам?

Лорд Уорвик был англичанином до мозга костей. Много спеси и ни капли воображения. Безукоризненное платье. Меч всегда навострён и наготове. Всадник, в порыве вдохновения, смог бы справиться и с таким клиентом, но это потребовало бы немалого труда, потому он порадовался, что Уорвик — не тот человек, на котором ему придётся оттачивать своё странное мастерство.

- Твое имя… — Комендант сверился с бумагой. — Авран? Верно?

Всадник кивнул.

- Я никогда не ошибаюсь в именах, — Усмехнулся Уорвик. — Не Авраам — Авран. Авран-мучитель. Так звали одного из военачальников Лисимаха. Старая история. Ты — история новая. Проходи и преумножь свою славу. Кошон заждался тебя, хотя я и сомневался, что ты появишься раньше завтрашнего вечера.

Комендант и всадник вошли в замок, оставив умирать у ворот двух загнанных лошадей.

Несмотря на то, что на улице цвёл май, в замке царила осенняя сырость. Каменные стены сочились влагой и зеленели плесенью. Факелы едва освещали высокие своды залов и низкие потолки длинных коридоров: языки пламени постоянно колебались, под воздействием сквозняков, и потому теней, порождённых трепетом огня, здесь было куда больше, чем крупиц света.

- Его Преосвященство многое знает о душе, — обернувшись к гостю, проронил Уорвик, — В числе прочих, и о душе этой девки, лотарингской ведьмы. Этим знанием он поделится сам. А я пока расскажу, что ты увидишь в камере. Слышал, ты мастак в палаческом деле… Мастер, не оставляющий следов… Значит, в тюрьмах бывать приходилось… Но у нас тут… свои особенности… Камера заключённой — на втором этаже Коронованной башни. Мы содержим её в железах — днём и ночью, — чтобы не дать ей призвать дьявола. На ночь цепь, которой она скована, прикрепляется к деревянной колоде, и та совершенно обездвиживает ведьму. За заключённой постоянно присматривают пятеро английских солдат. Некоторые — из числа гуспилёров: кабацких драчунов и сквернословов, — но такие и нужны для подобной работы. Люди верные, способные действовать, а не болтать, — и не страшащиеся колдовства. Двое из них ночуют в камере ведьмы, трое — сторожат за дверями. Знаю, кое-кто высмеивает эти предосторожности. Но с ведьмами — лучше перестараться, чем недоглядеть. Начала суда заключённая ожидала в подвале, в железной клетке, пристёгнутая к прутьям цепями. По мне — так это было лучше всего. Но Кошон потребовал перевода… Теперь… она здесь…

Лорд Уорвик поднялся по витой лестнице, распахнул тяжёлую дверь из крепкого дерева.

С простого деревянного стула быстро поднялся человек.