— А если бы меня кто-то обидел, ты бы за меня заступился?
— Тебя обижают? — Папа поставил фильм на паузу и сдвинулся в сторону. Маше пришлось выпрямиться.
— Нет, гипотетически.
Отец потер подбородок, как делал, когда проверял, не пора ли ему бриться.
— Все-таки обижает кто-то из твоих мажоров? — прищурился он. — А Димка твой что? Молчит?
Маша вспомнила мерзкого дядю Колю. Он был выше папы, у него, кажется, не было пивного животика и точно не было седины.
— Нет, — вздохнула Маша, решив, что Крестовский вправду излишне идеализирует мир. Если его отец мог с легкостью разрулить любую ситуацию, это означало лишь, что Крестовскому повезло. — Мне просто стало интересно. Правда. Меня никто не обижает.
Отец некоторое время пристально смотрел на нее, а потом вновь запустил фильм и сел в прежнюю позу. Маша опять устроилась на его плече.
— Ты не молчи, Манюш, ладно? Если вдруг тебя обидят, а твой Димка не решит вопрос, ты говори.
— Хорошо, — ровно сказала Маша, понимая, что права была она, а не Крестовский.
— Помнишь, как у бабушки ты всегда меня звала, чтобы я крапиву срубил? — вдруг сказал отец. — Крапива выше тебя была.
— Помню, — улыбнулась Маша и не стала говорить, что в ее жизни у бабушки было кое-что пострашнее крапивы.
Мама пришла, когда фильм уже почти заканчивался. Маша с папой не стали выходить ей навстречу, потому что неудачные дубли, собранные в конце, были их любимой частью фильма. Мама тоже не стала заходить в зал, а отправилась на кухню.
Когда экран погас и отец, выключив телевизор, направился прямиком в ванную, Маша окончательно поняла, что в их семье творится что-то неладное.
— Мам, вы поссорились? — спросила она, заглянув на кухню.
Мама повернулась к Маше и пожала плечами:
— Люди иногда ссорятся.
Даже уставшая, она все равно выглядела очень красивой.
— Но это же несерьезно?
— А у вас с Дмитрием? — вдруг спросила мама, очевидно, решив, что лучшая защита — это нападение.