– Спасибо, братец, – поблагодарил унтера Лешка. – Как служба? Как новое начальство? Не забижает?
– Да служба-то – она, как и всегда, вашвысокоблагородие, без строгости и без устава никогда ведь не бывает. Да и мы-то, чай, к такому ужо давно привычные, – погладил он на своей груди ряд медалей. – А начальство, не-ет, не забижает, хотя, конечно, сильно оно суровое. Но и мы ведь устав воинский со всем положенным тщанием блюдем, так что ничего-о.
– Это пра-авильно, – протянул Лешка с улыбкой. – Будешь жить по уставу – завоюешь честь и славу, – и, уже заходя в коридор, закончил чуть слышно солдатское четверостишие: – По уставу будешь жить – притомишься, брат, служить…
– Во, видали? Командир волкодавов представляться к новому квартирмейстеру пошел, – кивнул вслед полковнику унтер. Только что с похода, на мундире ешшо соль от пота не сбита, а кресты на груди и сапоги до блеска надраены, аж на солнце горят. Особый егерский полк, не шуточки вам!
Поднявшись по лестнице на второй этаж, Алексей свернул по коридору налево. Перед ним в боковой нише сидел, углубившись в чтение какой-то бумаги, офицер с майорским горжетом на груди.
– Господин майор, полковник Егоров для представления главному квартирмейстеру южной императорской армии!.. – начал было Алексей.
– Лешка! Лешка! Егоров! Здорова! Да неужто не узнаешь меня, чертяка?! – из-за стола поднимался Митенька, приятель по прошлой турецкой кампании.
– Митька, Толсто́й! Ты?! – закричал Алексей и стиснул в объятиях выскочившего из-за стола офицера.
– А я уж грешным делом думаю: неужто зазнался Егоров?! – смеясь, потирал свои плечи адъютант. – Да нет, ну, никак не может такого быть! Не похоже это на него, он же не из великосветских щеголей! Такие самое малое до генералов людьми остаются, ну, хотя бы до бригадиров, а тут всего лишь какой-то полковник! – и громко захохотал над своей же шуткой.
– Обалдеть, Митя, ты-то как тут оказался?! – ошарашенно проговорил Егоров. – Сам же говорил: в первопрестольной на службу при генерал-губернаторе тебя папенька устроил. Карьера в гору пошла! Женился, я слышал. Ну, рассказывай!
– Да чего там рассказывать, – отмахнулся Толстой. – Папеньки-то уже шестой год как нет, Леш. И маман в позапрошлом похоронил, да и овдовел тогда же. Ладно, ладно, да знаю я, что ты всего этого не знал. Спасибо за соболезнование, друг. Ну, что поделать, вот так, вот такая она, жизнь, – грустно улыбнулся Митя. – Со статской службой у меня тоже как-то вот не заладилось. Ушел я с нее перед самой войной, скучно – аж жуть! Тоска зеленая! Ладно хоть чин коллежского асессора перед тем успел выправить. А-а. Давай лучше уж не будем обо мне? А ты, я смотрю, орел, уже полковник, вся грудь в крестах! – оглядел он горящими глазами мундир Алексея. – «Георгий» с «Владимиром», «За взятие Очакова» золотой. Сабля Георгиевская еще та, знакомая, как же, помню ее, показывал. Леш, а чего кагульскую медаль-то на себе таскаешь? Вроде как не по чину она здесь, унтерская же это награда, ну, никак ведь такая, как она, штаб-офицера не красит!
– Митя, эта медаль меня от кинжала беслы в свое время прикрыла, – погладил пальцами по приметному сколу Лешка. – Да и памятна она мне, столько сражений уже с ней пройдено.
– Так ты что, и в бригадирском чине ее собираешься носить, как только, Бог даст, в этот самый чин вступишь? – полюбопытствовал Толстой.
– А я и генералом не против, – засмеявшись, ответил ему Егоров. – Ты же меня знаешь, Мить, я своим привычкам и людям не изменяю.
– Это да-а, – покачал головой адъютант. – Дурной ты, но вот именно такого я тебя и люблю. Дурной, зато настоящий. А вот мне бы подполковника не мешало получить, ну и Владимира с бантом да мечами, – мечтательно произнес он. – Знаешь, Алексей, при таком-то вот чине и кресте большие возможности даже и на статской службе могут открыться. Хоть не такое скучное, как прежде, место получится взять. А чего ты хмыкаешь? – поглядел он с укором на Егорова. – Война эта все равно скоро закончится, уже сейчас, заранее, нужно задумываться, как там оно дальше-то после нее нам жить. Его светлость от матушки императрицы строгие наставления получил, – понизил он до самого тихого свой голос, – викторией не позднее следующего лета сию кампанию закончить. И средства, и людей, сколько для того нужно, позволено смело на Дунай забирать. Из гвардии и из родовых усадеб сейчас множество отпрысков самых высоких родов в южную армию ринулись. Поговаривают, что все государыней обласканы будут, никого она своей милостью не обойдет. Так что лови момент, Егоров, если дров не наломаешь, как ты это любишь, то чин бригадира с новым крестом точно твои будут. А там и карьеру в столице можно будет при лейб-гвардии строить.
– Да я как-то об этом не задумываюсь, Мить, – улыбнулся Лешка. – Мне и в полковниках, с моими егерями хоть на Буге, а хоть и на Днестре неплохо.
– Дурной ты и неисправимый, – печально вздохнул Толстой. – Ла-адно, жизнь дальше сама покажет, что да как. Ты ведь на представление к их превосходительству сюда пожаловал?
– Точно так, – кивнул Алексей. – Мой прапорщик еще на южной заставе при въезде в город мне передал, чтобы я непременно безо всяких задержек к новому квартирмейстеру армии поспешил. Кто таков-то он, Мить? Знаю я его али нет?
В это время тяжелая дверь сбоку от стола адъютанта отворилась и из нее вышли бригадир Баранов с подполковником Озеровым.
– О-о, Егоров, приветствую! – с улыбкой произнес Сергей Николаевич. – Ты уже здесь, а мы лишь к вечеру тебя ожидали. Ну, давай, давай, заходи, пока начальство свободно, – кивнул он себе за спину. – Майор, заводите господина полковника!