Указательные пальцы одновременно плавно выжали спусковые крючки штуцеров, и две тяжелые пули ударили турка в бок, откидывая его на корзину.
– Бежим, Велько?! – крикнул Лаптев, откидывая в сторону маскировочную сеть.
– Такая цель, Ванька! Такая цель! – прорычал Вучевич, уже орудуя в стволе штуцера шомполом. – Смотри, там же сейчас все они на том месте начальственные! Вона как суетятся!
Лаптев взглянул в ту сторону, куда он только что стрелял, там и правда мелькали фигуры и слышались тревожные крики. Пальцы сами вытащили бумажный цилиндрик из поясного патронташа, и он рванул его кончик зубами.
– Ну, ладно, давай еще по одному – и сразу бежим!
Порох в замок, вторую его половину в ствол и туда же следом пулю. А вот теперь шомполом до упора!
С валов ударило одно, за ним второе ружье, и рядом с егерями свистнул свинец.
– У меня готово! Бью! – крикнул Велько и, сидя на корточках рядом с окопом, вскинул винтовку. Хлестнул один, а через несколько ударов сердца и второй выстрел, выбивая свои цели. Бумкнуло орудие, и в трех шагах от окопа в сырую землю вошло ядро.
– Беги, Ванька! – крикнул Вучевич, поднося огонек к фитилю металлического цилиндра.
Два егеря под свист пуль неслись прочь от турецкого вала, а за ними, прикрывая отступавших, клубилось густое облако дыма.
– Эй, зеленые, вы чего это, как зайцы, тут по полю носитесь?! – донеслось от русского ретраншемента.
Здоровенный гренадерский капрал вышел с фузеей из-за укрытия.
– По вам, что ли, это турка так лупила? С чего это басурмане на валах так осерчали-то, а?
Вучевич с Лаптевым без сил опустились на землю и, лежа перед ретраншементом, судорожно, заполошно дышали.
– Да мы там постреляли маненько, – наконец сумел ответить гренадеру Лаптев. – Какого-то османа с петушиным хвостом на башке уложили. Вот они обозлились и давай в нас палить. Думали уже, что не выйти из переделки живыми. Все, клянусь, теперяча без дымовой шашки я никуда ни ногой!
– Сетку жалко, – проговорил Велько, поднимаясь на ноги. – Я ведь ее цельный день правил, разные тряпицы, траву и листья нашивал. Вставай, Ваня, пошли к командиру на доклад. Теперь-то уж точно не зазорно к нему на глаза показываться.
Две недели стояло русское осадное войско под Измаилом. С нескольких выстроенных батарей шел обстрел крепости из мощных артиллерийских орудий. Боевой припас ввиду малого его количества приходилось беречь, и пушки стреляли нечасто. Подвоз пороха и ядер затруднялся непогодой и сильно разбитыми осенними дорогами. Активно вели обстрел османской крепости со стороны реки только лишь суда генерал-майора Хосе де Рибаса. Перед этим русская флотилия уничтожила галеры и лансоны турок, и теперь ей уже ничего не мешало действовать на Дунае.
Нынешняя осада Измаила была уже третьей за эту войну. И хотя предыдущие два отступления не были следствием успешных действий неприятеля, происходили весьма организованно, с барабанным боем и под развернутыми знаменами, чувство досады переполняло сердца офицеров и солдат. Для взятия грозной придунайской твердыни армия сейчас не располагала ни достаточным числом солдат, ни необходимым количеством припасов, ни полководцами, способными сотворить здесь чудо. В ходе начатой «правильной осады» русские подвергались гораздо большим лишениям, нежели гарнизон крепости. Еды не хватало, от наступивших холодов и сырости солдаты и офицеры мерзли в открытой степи намного сильнее турок, сытых и укрытых в своих городских строениях.
Двадцать шестого ноября сераскиру было послано предложение сдать Измаил, на что был получен издевательский ответ. Генерал-поручики Гудович и Потемкин созвали военный совет, на котором постановили: осаду снимать и отходить на зимние квартиры.
Части русской армии начали медленно сворачивать боевые порядки и оттягиваться от крепости. Турки ликовали! Не отступал только лишь своенравный и дерзкий Хосе де Рибас. Испанец, напротив, приказал усилить обстрел крепости со стороны реки, занял расположенный неподалеку остров Чатал и заложил на нем две восьмиорудийные батареи.