– Махом же ты прискакал, – поздоровался с прибывшим казачий полковник. – Вести у меня худые, Алексей Петрович, вот, погляди, это с третьего донского полка человек, – кивнул он на сидящего с большой кружкой горячего чая и закутанного в верхнюю одежду казака. – Ну что, Степан, согрелся хоть немного? Поведай господину полковнику все то, что мне только что рассказывал. Это командир тех егерей, что с вами в обозе ехали.
Казак поставил рядом с собой на скамью кружку и откашлялся.
– Вашвысокоблагородие, – начал он сиплым, простуженным голосом, – в обозе из Килии у нас одиннадцать повозок было в самом начале. Вот их, стало быть, и наказали нам охранять. Две телеги через день пути, чуток не доходя до малой Кислицкой крепости, сломались, а все остальные дальше пошли. С ними мы ввосьмером в охранение отправились. Из тех повозок четыре, получается, от вашего полка были, лазаретные, с ранеными, там еще старшим лекарь был, такой рыжеватый, с оспинками на лице. Как уж его…
– Устинов Венедикт, – бросил отрывисто Егоров. – Дальше, дальше говори! Что дальше было?!
– Еще через день пути, когда мы уже совсем рядом с озером были, там грязный переход в низине между двух ручьев пролегал, ну, мы, значит, по нему, по этому самому переходу и тянулись еле-еле, – откашлявшись, продолжил свой рассказ казак. – А потом вдруг как бахнуло со всех сторон, и эти черные повыскакивали невесть откуда, тьма их там прямо, ужасть как много было, и волками, волками они еще выли! Ну, возле меня по левую руку Нифан ехал, его сразу убило, прямо в башку ему пуля ударила, а кони от волчьего воя в сторону, к обочине резко рванули, а там ведь тоже эти черные бяжали. Мы с Маркелом за сабельки – и давай ими махать, ну и прорубились прямо сквозь них. А за нами погоня! Ладно вот в ручей заскочили и прямо по нему давай в сторону озера скакать! А эти-то все ближе и ближе, и из ружей, из пистолей на ходу в нас палят! Не знаю, где и Маркел отстал, там все суматошное было. Только я один по ручью до озера успел доскакать, а тут слышу – все, меня-то уже настигают! Ну, я с коня, значится, спрыгнул, нагайкой его хлестнул, а сам прыг в камыши! Конь-то мой – он дальше вдоль берега поскакал, и эти, значит, за ним следом рванули, а я быстрей к воде побег, пока они не прознали, что я уже не с конем. Вот, а потом в озере среди камыша до самой ночи сидел, пока эти черные по берегу да по зарослям лазили. Долго они меня шукали, но я молитву Преображения и Живый в помощи Вышняго про себя постоянно читал, вот, видать, потому-то меня господь и сберег, – перекрестился на стоящий у Касперова полевой складень рассказчик. – Не заметили меня в камышах басурмане, хотя ведь совсем рядом они несколько раз проходили. Чуть было не помер я там от холода, а потом в темноте уже к берегу вышел, одежу, как только мог, всю от воды отжал и опосля в вашу сторону потрусил. Ну а дальше меня разъезд Бугских казаков заприметил и сюда вот в лагерь вывез. Ну, вроде бы все, – рассказчик закашлялся и отпил травяного отвара из кружки.
– Сколько их, этих черных, было? И почему черные? Что ты еще видел? Как нападающие одеты были, какое у них вооружение? Как они вели себя, Степан? Давай, вспоминай! Что ты еще там приметил? – забрасывал вопросами казака Егоров.
– Дык много их было, господин полковник, – просипел простуженным горлом казак. – Прямо тьма тьмущая, и все прямо такие ловкие, быстрые, словно бы стая. Вот, точно, стая! Словно бы стая волков! – встрепенувшись, воскликнул рассказчик. – У них еще на голове такие шапки из шкур с волчьими хвостами, а черные кафтаны на теле – те мехом подбитые, и выли они, эти злыдни, ну, прямо как истинные волки!
– Все понятно, это беслы, – побледнев, тихо проговорил Алексей. – Сергей Федорович, я тебе про них как-то рассказывал. Султанская конная гвардия, отборные всадники. Опаснее врага я еще не видал. И они где-то здесь, в нашем тылу, совсем неподалеку. Поднимай полк, а я всех своих, сколько у нас коней есть, тоже в седло посажу! Карпыч, там же, в этом обозе, Карпыч был! – сквозь зубы процедил Лешка. – Лекарь Веня Устинов там ехал и еще раненые! Не может быть! Ну как же так, ведь самое безопасное место там было! – схватился он за голову.
Первой по дороге ушла поднятая по тревоге дозорная рота. Буквально через полчаса следом за ней ускакал с комендантским плутонгом Егоров, несколько офицеров и десяток отборных стрелков. С небольшим отрывом от командира шла сильно растянутая колонна Бугского казачьего полка и две первые роты егерей из батальонов, посаженные на коней.
– Сюда, ваше высокоблагородие, вот тут спрыгивайте, здесь немного посуше, – подхватил поводья командирского коня Дроздов Савелий. – Вот тут оно все рядом, мы ничего до вас здесь покамест не трогали.
Алексей выскочил из седла и быстро пошел к тому месту, где толпились егеря.
– Господи, звери-то какие, – шептал молодой разведчик, взирая на деревья.
– Гляди, гляди, Данилка, вот с кем, паря, мы воюем, – прорычал Огнен. – Ты еще такого не видал раньше, а я у себя в Сербии на это уже насмотрелся!
Егеря расступились перед полковником, и он прошел к обочине. В большую общую кучу была свалена пара десятков обезглавленных, с отрубленными конечностями тел. На больших деревьях, прибитых к их нижним ветвям, висело три жутких трупа с содранной от горла и до паха кожей. Под этими деревьями лежали еще два тела.
– Словно бы спит он, вашвысокоблагородие, – шептал сидящий на коленях перед Карпычем Лужин. – Только вот белый весь, а так словно бы живой.
Алексей на ватных ногах опустился рядом с Цыганом и стянул с головы каску. Вслед за командиром сняли их и все стоящие вокруг егеря.
– Дядька, дядька, не уберег я тебя, – тихо проговорил Лешка. – Ведь в самое спокойное место поставил. И вот же как случилось! Ну почему?! Ну как же это так?!.. Прости, Иван Карпович, прости меня, мой друг. Не уберег я тебя!
Пристально вглядываясь в лицо лежащего, он погладил его по груди. Пальцы натолкнулись на какой-то матерчатый сверток. Егоров развернул его, и на вышедшем из-за туч солнце блеснули четыре медали на муаровых шелковых лентах. Три «андреевские» – голубые и одна «георгиевская» – черно-желтая, а рядом с ними золотой сержантский галун.
– Смотри-ка, не забрали ведь награды, ироды! – воскликнул Данила. – Чего это они так? И рука дядькина, деревянная рядом с ним сбоку лежит. Да и он, также как и лекарь Устинов, совсем даже не рубленный и вовсе не резанный. С остальными-то вона чего содеяли!
– Это же беслы, у них свое понимание войны, – пожав плечами, ответил тихо прапорщик Травкин. – Я и сам их не пойму, злобные и безжалостные они злодеи, вон ведь как ребяток на дереве истязали, раненых лютой смерти предали, руки-ноги им рубя, а Карпычу и Устинову аккуратно шейную вену вскрыли. Не мучились, не страдали они перед смертью, словно бы и правда, как сейчас Федя сказал, уснули. Видать, беслы эти Карпыча сильно зауважали, наверное, поняли, что он бывалый воин. Ничего, окромя оружия, с него не взяли, только лишь один хвост с каски спороли. А вот с Венедиктом тогда что? – задал он негромко себе вопрос и сам же на него тут же ответил: – Может, потому что лекарь и не военный человек. Да и без оружия ведь совсем. Вот, видать, с того-то и умертвили его так вот, без мук. Хотя все одно они изверги, остальных-то вон как всех рубили, а уж эти страдальцы на дереве, чего они перетерпели при пытке, и словами даже не описать!