Честь

Смита поежилась.

— Надеюсь, Анджали позаботилась о ее безопасности, — сказала она.

— Конечно, — ответил Мохан. — Думаешь, Анджали не понимает, что происходит? И стала бы подвергать Мину риску после того, как спасла ее жизнь?

Смита кивнула. Ей хотелось ему верить. Но тяжесть в груди не проходила. Фары освещали дорогу, по обе стороны которой тянулись поля.

Они въехали в Бирвад через пятнадцать минут. Первое, что бросилось в глаза, — зловещая тишина и неподвижность. Словно вся деревня решила лечь спать в семь часов. Лишь вдали выли собаки. У Смиты упало сердце.

— Что-то не так, — сказала она и опустила окно. — Деревня словно вымерла.

Стоило ей произнести это слово — вымерла, — как она поняла. И в тот же миг услышала звук, приближавшийся, как далекие раскаты грома.

— Мохан! — закричала она. — Это у дома Мины! Там что-то происходит.

Он резко затормозил.

— Надо вызвать полицию. Если ты права, нам туда нельзя.

Он потянулся к телефону, но Смита закричала:

— Ты шутишь? Я должна ее спасти. Езжай, Мохан. Езжай!

— Ты сошла с ума. Если там толпа, что ты сможешь…

— Мохан, ради всего святого! Они нам ничего не сделают. Знают же, что я американка. Езжай.

Он выругался, но нажал на газ и понесся к дому Мины. С каждой секундой рев усиливался, словно они въезжали в эпицентр шторма. Потом им открылся источник звука — толпа разъяренных, беснующихся мужчин. Ночь освещало пламя факелов. Мужчины стояли в кругу посреди двора между двумя лачугами. Расширившимся от ужаса глазами Смита смотрела, как они бросали камни в центр круга. Мохан резко остановился у края толпы. Смита выскочила из машины и бросилась вперед, расталкивая толпу и пробираясь к ее темному пульсирующему сердцу. Жар от факелов полыхнул в лицо. Мохан шел следом. В нос ударил характерный запах мужского пота — запах опасности, — но за себя она не боялась и шла вперед без страха.

В центре круга она остановилась. На долю секунды в трепещущем свете факелов ей почудилось, что она увидела большое окровавленное животное, которое охотники забили забавы ради. И все же она сразу поняла, что это Мина. Мина. Перед глазами пронеслись картины: Говинд подходит к ним накануне заседания и оскорбляет сестру; агрессивная толпа ликует, бьет в барабаны у здания суда, и каждый удар звучит как угроза; Мина просит проводить ее домой, не дожидаясь вечера. Она знала. А Смита отказалась — почему? Хотела скорее отправить заметку? Несчастную заметку?

Смита подняла голову к темному небу и закричала. Протяжный бесконечный крик черной лентой взвился к небесам. Краем глаза она увидела мужчину, пинавшего тело ногой; он замер, и она узнала Говинда. Тот растерянно уставился на нее. В тусклом свете он выглядел чудовищно, но Смита не испугалась; она пришла в ярость. Бросилась на него и стала бить руками, колотить по лицу и груди. Почувствовала под ногтями что-то твердое и поняла, что расцарапала ему лицо. От неожиданности Говинд застыл, но потом очнулся, встрепенулся, схватил ее за запястья и отодвинул ее руки от своего лица. Раздался крик, и Мохан встал между ними.

— Кхабардаар[69]! — предупредил он. — Только тронь ее, и клянусь, тебе не поздоровится, ублюдок.

Позади забурлила толпа; несколько человек вышли вперед. Смита придвинулась к Мохану.

— Вы забыли, чутийя? — воскликнул Мохан и развернулся, чтобы все его слышали. — Эта женщина — американка. Тронете хоть волос на ее голове — и даже ваши продажные полицейские и судьи вас не защитят. Они пришлют сюда американские войска и перебьют вас всех до единого!